Галина Ли - Своя дорога

Да, память хранила другой пейзаж. Сильно изменилась наследная вотчина за большой срок. Там, где раньше шумел молодой подлесок, обнаружилась целая роща стройных дубов. Река сменила русло, о старом напоминало только заросшее тростником болото. Одна деревня разрослась домов на тридцать, другая захирела, словно в ней внезапно вымерла половина жителей. Такое вполне могло статься: приграничье – край суровый. Странно только, что дядя об этом не написал. Он, конечно, посланиями меня особо не баловал, но раз в год сухой перечень событий присылал.

Интересно, как мой «отец» теперь выглядит? Постарел, наверное, поседел. Даже жалко, что я с чужой физиономией, хотелось бы посмотреть на реакцию старика.

Стоило подумать про лицо, как всплыла перед глазами противная морда, мелькнувшая в волшебном зеркале. От этих воспоминаний меня перекосило. Я ждал, что внешность моя окажется далекой от эталона красоты, но не настолько же! Демон с ним, если бы я был просто некрасивым или ужасным, или страшным, но… Откуда такая изрядная доля откровенной мерзости?! Я что, настолько отвратителен в душе? Понятно, почему мамочка попыталась сразу избавиться от младенца. Я бы на ее месте, наверное, тоже попробовал. Хотя… не уверен. Страх страхом, но я был ее плотью и кровью, а уродцем родился не по своей воле!

Старая обида, с которой, казалось, распрощался уже давным-давно, обожгла горечью рот, вызвав желание сплюнуть.

Агаи, заметив мою гримасу и последовавший за ней плевок, тихо спросил:

– Что-то случилось?

Вот уж неугомонный… Ну какое ему дело до того, что меня огорчило? Чего лезет?

Опасаясь нагрубить ненароком, я не стал отвечать, надеясь, что докучливый сирин сам отстанет. Не тут-то было, на ближайшем же привале, дождавшись, пока Танита уйдет совершать моцион с малышкой, парень полез с расспросами:

– Дюс, я вижу, что после ночи, проведенной с лесным духом, тебя что-то гнетет.

Вот репей!

– Ты ошибся.

Недовольство снова всплыло мутной пеной, в груди затлел огонек беспричинного гнева, словно Агаи преступил запретную черту.

Слова отрицания не помогли, аптекарь держался своего, как гончая кровяного следа:

– Нет, не ошибся. Раньше тебя не сердило мое любопытство, а теперь даже лицо побелело от злости.

Слова о побелевшем лице заставили передумать. Действительно, чего это я?

– Я видел себя в зеркале.

Голос прозвучал мрачнее, чем хотелось бы.

– Ну?! – подался вперед всем телом сирин. Он сразу сообразил, что речь идет не об обычном отражении. Агаи даже рот приоткрыл в ожидании откровений.

– Что «ну»?

Внутри снова заклокотало, но я нашел силы пояснить:

– Все хуже, чем думалось. Даже в Пустоши таких уродов не встречал.

Волшебник нахмурился:

– Дюс, внешний вид ничего не значит. Главное, что в сердце.

– Знаешь, – я посмотрел на доморощенного мудреца тяжелым взглядом, – ты это тем скажи, кто расстался с душой, глядя на меня!

– Прости! – Сирин поднял руки в примиряющем жесте. – Я не знал. Ты же ничего про себя не рассказываешь!

– А ты? – задал я встречный вопрос. – Разве я знаю больше?

Агаи усмехнулся:

– А спрашивал?

Я промолчал – сирин был прав. Лишних вопросов ему не задавали.

– Дюс, в этом надо обязательно разобраться. Получается, ты раньше не видел себя в момент превращения?

Вот клещ… А может, действительно рассказать? Две головы лучше, чем одна, глядишь, и узнаю что-то новое.

– Не видел, не до того мне обычно в этот момент. Да и желания особого не было.

Волшебник задумался, а потом снова пристал:

– Объясни, как выглядишь после перекидывания.

Как, как – чудовищно, вот как.

Хоть мне очень не хотелось этого делать, пришлось кратко описать существо, отразившееся в волшебном зеркале:

– Тело обычное, только небольшие шипы на плечах. На голове вместо волос костяной гребень в три ряда. Кожа белая, просто ненормально белая. Губы отсутствуют, вместо них щель. Нос как у… если бы у змеи был нос, то он выглядел бы так же. Глаза…

Я немного помолчал. Это была самая неприятная часть рассказа.

– Глаза закрыты пеленой, словно там один белок.

О голых красных веках я умолчал.

Агаи смял подбородок ладонью, рассматривая меня новым, изучающим взглядом, а потом вздохнул:

– Нет, не вижу ауры мрака. Вроде бы демона описываешь, но очень странного. Что же за зверь такой невиданный в тебе сидит?

М-да, зря только мучился. Стоило ради подобного ответа рот раскрывать.

– Ну а чувствуешь что во время преображения? – задав вопрос, сирин не успокоился, за ним последовал следующий: – А после того как снова становишься человеком – что?

Видно, досада изменила выражение моего лица, потому что аптекарь тут же поспешил добавить:

– Дюс, пойми, это не пустое любопытство. Я ведь оборотень, и Танита тоже. Как смена ипостаси происходит у нас, я знаю, потому и хочу сравнить.

Ладно, как говорится, взялся за гуж… Что же я такое чувствую?

Рассказ получился недлинным.

– Если преображение происходит в бою, то сначала вот здесь, – я ткнул себя чуть выше грудины, – становится горячо, а потом тепло расходится по всему телу. Во время соития ничего не чувствую. Мне к этому моменту уже и так жарко.

Агаи снова задумался. Его молчание затянулось на несколько часов. Танита сначала пробовала расшевелить юношу вопросами, но когда он в ответ на очередную фразу снова буркнул что-то невпопад – смирилась. Видно, не в первый раз сталкивалась с таким поведением.

Вечером, когда мы остановились на ночлег в ближайшем к имению Лироев селении, волшебник наконец вынес свой вердикт:

– Дюс, я, конечно, могу ошибаться, но мне кажется, этот облик еще не конечный. Я тоже не сразу стал птицей. Первое перевоплощение случилось в двенадцать лет. Оно прошло просто ужасно. Изменились лишь ноги, да еще тело покрылось пухом. – Сирин улыбнулся: – Пух прорастает у нас еще в младенчестве, стоит начать мерзнуть. Представляешь, как я выглядел: с человеческим туловищем по пояс, с птичьими ногами и бедрами да пучком перьев вместо нормального хвоста? А ведь знал, что будет именно так, и все равно дрожал, как осиновый лист, до следующего изменения.

– Тебе не кажется, что у меня возраст немного не тот? Не подростковый? Я уже давным-давно взрослый мужчина.

Агаи пожал плечами:

– Так ты же не сирин, и судя по тому, что почти не чувствуешь свою вторую ипостась, она явно задержалась в детстве.

– А может, все-таки демон?

Этот вопрос мучил меня больше всех остальных. Я здорово опасался, что нечеловеческая «половина» сознания объявится в самый неподходящий момент, хотя верил – она не сможет поработить меня. С какой стати? Что бы там внутри ни таилось, а нынешнее «я» со мной уже давно и заслужило доверия.