Светлана Крушина - Хроники империи, или История одного императора

Потом она долго думала, каким способом лучше переправить письмо через море. Кораблем выходило слишком уж долго, да и небезопасно, и Илис десять раз пожалела, что в Наи, где она проживала в данное время, у магиков нет такой свободы, как в Касот. В империи Бардена можно было спокойно прийти в любой храм Гесинды и, заплатив некоторую сумму (правда, немалую), отправить письмо через «анфиладу» порталов. В Наи, где магики сидели под каблуком у короля, требовалось сначала добиться встречи с градоправителем, от него получить разрешение на посещение башни магиков (в храме здесь свободных магиков не было, за исключением пары малосильных учеников), да еще и заплатить кучу налогов в казну города, королевства и святилища Богини. В какой-то момент Илис даже пожалела, что власть Бардена не распространяется на все западные королевства материка.

Пробиться к местному магику Илис все-таки сумела. В этом ей — как и деньгами — помогла нынешняя ее компаньонка. Или, вернее, дама, при которой компаньонкой состояла Илис. Это была молодая и влиятельная наинская дворянка, вдова, ничуть не тяготившаяся своим вдовством и ведущая веселый и светский образ жизни. В Илис она души не чаяла и готова была помогать ей во всех делах, чем Илис бессовестно пользовалась.

Отправив письмо, Илис стала ждать ответа или же гостей (второе было более вероятно). На всякий случай она занялась повторением основ практической магии. Безупречное знание заклинаний могло пригодиться, если бы вдруг к ней в гости заявился отряд вооруженных истрийских солдат.

Довольно долго ничего не случалось, и Илис начала киснуть. Не помогали даже веселые вечеринки, устраиваемые Анне — молодой вдовой и подругой Илис, — едва ли не ежедневно. Развитию хандры так же способствовала и затяжная наинская зима, никак не желавшая сменяться весной. Перед внутренним взором Илис так и вставали цветущие сады южного Латера. Идея возвращения домой явно перешла в разряд навязчивых.

От внимания красавицы Анне не ускользнул кислый настрой Илис, и она взялась усиленно развлекать подругу. Самым верным средством поднять настроение она считала общество галантных мужчин. Обладательница шелковых золотых кудрей, невинных голубых очей и пышных соблазнительных форм, Анне всегда была окружена толпой обожателей, и собиралась окружить такой же толпой и Илис. Илис этого вовсе не желала. «Заикающиеся» наинские аристократы ей вовсе не нравились, она никак не могла привыкнуть к их своеобразному говору. К тому же, почти все поголовно они были бледноглазыми блондинами с длинными косами, как у девушек, и это удручало… А Анне, судя по всему, задумала не только окружить Илис поклонниками, но и сосватать ее. Впору было бежать куда глаза глядят.

Очередная веселая вечеринка была в разгаре, Илис вяло улыбалась двум молодым наинцам с болтающимися по спинам косами, которые наперебой засыпали ее комплиментами. Они были в восторге от ее экзотической для северных мест внешности, и не могли восторг этот скрыть. Отделаться от них не было никакой возможности, и Илис очень обрадовалась, увидев, как между гостей проталкивается слуга, явно направляясь к ней. Он извинился перед молодыми аристократами и вполголоса сообщил, что миледи спрашивает какой-то человек, по виду чужеземец. Сердце Илис заколотилось.

— Он один? — спросила она, затаив дыхание.

— Один, но при оружии. Сказать ему, что вы не можете его принять, миледи?

— Нет, я к нему выйду, — живо сказала Илис, подхватила юбки длинного бального платья и с удовольствием убежала от галантных поклонников.

Почему-то она ожидала увидеть Крэста, а потому по дороге повторяла про себя формулы «силовых» заклинаний. Но это был не Крэст, а совершенно незнакомый человек, хотя и явный истриец по внешности: белокожий, темноволосый и кареглазый. Костюм на нем был скромный, дорожный, а на поясе висел меч. При виде Илис человек поклонился и молча протянул ей два письма. Перед тем, как сломать печати, Илис внимательно их осмотрела и, разумеется, на одном из них увидела коронованную ящерицу дяди-короля, а на втором — обвившуюся вокруг стилизованной ветви ящерицу отца. Волнение ее было так велико, что она забыла даже поблагодарить посланника, тут же села в оказавшееся поблизости деревянное кресло и стала читать.

Письмо от Реула Авнери, августейшего дядюшки, оказалось длинным и велеречивым. В нем было множество извинений за причиненные Илис беды, причем по тону непонятно было, искренне ли король раскаивается в содеянном, или же просто внял голосу разума. Голосом разума в данном случае выступал Барден — увидев его имя, Илис вздрогнула, — который, оказывается, в течение нескольких лет доказывал Авнери, что его племянницу незачем опасаться и травить по всему миру, как зверя. К Бардену было сложно не прислушаться, и король Истрии, при всем своем невероятном упрямстве, прислушался-таки, хотя на убеждение его и потребовался не один год.

— Ох, учитель, — слабым голосом пробормотала Илис и неожиданно для себя растроганно поцеловала имя касотского тирана, выведенное на бумаге чопорным дядиным почерком. Яснее ясного было, что без участия Бардена правитель Истрии никогда не прекратил бы преследование беглой магички. Значит, все эти годы Барден бился за Илис с ее родственниками, а ей ничего не сказал!..

Далее в письме следовали заверения в том, что Илис может совершенно беспрепятственно вернуться домой, в Истрию, на Латер или на любой другой остров, пальцем ее никто не тронет а, напротив, ей будут немедленно возвращены все ее титулы и привилегии. На последнее Илис было плевать, а вот пункт о возвращении домой ее порадовал.

В завершающем абзаце строгий и старомодный почерк Реула Авнери сменялся вдруг другим, более энергичным и, если можно так выразиться, остроугольным. Этого почерка Илис не знала, но ей все объяснила подпись: "Крэст Авнери". Крэст тоже приносил извинения, и казались они гораздо более искренними, чем дядины. Вероятно, принц, вернувшись наконец домой, так расчувствовался и размяк, что простил Илис за все те годы, когда он рыскал по миру в ее поисках, и даже ощутил некоторую вину перед ней.

В настроении весьма приподнятом, Илис перешла к отцовскому письму. Содержание его было похоже на дядино, а вот тон был другим: взволнованным, а потому довольно сбивчивым. Едва ли отец рассчитывал когда-либо получить весточку от Илис, оплакивая ее как умершую, и ее намерение вернуться крайне взволновало его.

— Так! — сказала Илис, едва дочитав до конца, сама взволнованная, и вскочила с кресла. — Надо ехать!

Тут ее блуждающий взгляд уткнулся в терпеливо ждущего посланника, и она спохватилась.