Юрий Погуляй - В пасти льда

   Мертвец не сводил взгляда с компаса, и... чувствовал. Выражение лица первого помощника как обычно было высечено изо льда, но там, под маской, загорелось недоверчивое изумление. Я нахмурился.

   - Что это? - хрипло спросил Мертвец. Голос его дрогнул, но пустынник быстро справился с собой.

   - Ничего, - слетело у меня с языка. - Так, игрушка.

   Он подошел к компасу и бережно поднял его. Лицо пирата в синем сиянии приобрело зловещие черты. Мертвец несколько секунд стоял неподвижно и боролся с поднявшимся в душе ураганом злобы, обиды, радости и искреннего удивления.

   - Игрушка? - он поднял на меня взгляд. Суровые уголки рта дрогнули. - Игрушка?!

   В зале появился встревоженный Рудди:

   - Что здесь происходит? Драка?

   В руках его была дубинка.

   Тут же хлопнула крышка компаса, и Мертвец безжизненным взглядом пригвоздил Рудди к месту.

   - О, мастер Мертвец, - нервно улыбнулся тот. - Мы вас заждались уже.

   Первый помощник молча протянул мне коробочку. Пальцы его чуть дрожали.

   - Вы самовольно покинули корабль, - сказал он спустя паузу.

   - Но... Нам сказали что...

   - Оделись и на выход, - Мертвец повернул голову к Рудди.

   - Чаю? - ехидно спросил тот. Первый помощник проигнорировал вопрос.

   На корабле нас ждала чистая ненависть. Разгрузка закончилась почти час назад, и капитан специально задержал всю команду из-за нашего ухода. Он собрал моряков в столовой и лично расположился у рельсы, пока Крюкомет и Мертвец искали нас в Приюте. Изголодавшиеся по воле абордажники и палубники, запертые Аргастом в недрах "Звездочки" встретили нас недовольным бурчанием. Я чуть не захлебнулся в их злобе. Даже флегматичный Громила смотрел на нас с обидой!

   Но в тот миг не это было самым страшным. Действие приютского чая заметно ослабло еще пока мы боролись за компас в "Льде и Пламени", а сейчас меня попросту мутило. Голова кружилась, во рту скапливалась вонючая слюна, которую так не хотелось проглатывать.

   Опустив головы, мы встали перед капитаном, моля про себя обоих богов, чтобы все как можно быстрее окончилось. У меня по спине тек холодный пот, в горле плясал комок, желудок крутило, а в голове билась единственная мысль: только бы меня не вывернуло прямо здесь, на глазах угрюмой команды.

   Гром долго, бесконечно долго молчал, глядя на нас. Мне даже захотелось нетерпеливо воскликнуть, чтобы он поторопился.

   - Ну, мясо, отдохнули? - наконец произнес он. - Пока все работали, решили погулять, шаркунье племя?

   - Вы же от... пус... тили, - с трудом проговорил Фарри.

   - Не с корабля, оледеневший ты олений навоз. Не с корабля! Развели тут вольницу!

   Он поднялся на ноги, поигрывая стальным прутом.

   - Ну что, братцы, можете сказать спасибо этим двум щенкам за интересные посиделки. Может быть, это их научит?

   - Позвольте, капитан, - раздался мерзкий голосок Зиана. Он со смущенной улыбкой развел руками. - Но мне кажется, что в корабельном законе есть правило на этот счет.

   Гром бросил на него злобный взгляд.

   - Мне кажется, что мы должны неуклонно соблюдать кодекс, чтобы не случалось таких... Повторений. Как бы ни болезненно это было. Кто-то ведь может подумать, что и ему можно уходить со "Звездочки" когда ему вздумается, - продолжил молодой шаман.

   Моряки загудели, соглашаясь.

   - Я понимаю, что ребята только недавно у нас, но мы должны думать о будущем.

   - Я знаю что делать, задохлик, - рыкнул взбешенный указанием Аргаст. - Мертвец?

   - Закон гласит, что самовольно покинувший борт моряк лишается половины доли от будущего похода, - монотонно сообщил первый помощник.

   - Крюкомет, запомнил?

   - Да, - буркнул боцман. Судя по всему, ему тоже досталось.

   - Вы мудры, мастер Дувал, - чуть поклонился Зиан. Капитан поднял стальной прут и ударил им по рельсе. От резкого звона у меня почернело перед глазами.

   - Доброй охоты, братья.

   Я выскочил из душной столовой одним из первых, шатаясь, добрался до гальюна (оценив насколько же огромна была "Звездочка") и не меньше часа провел в вонючей уборной не в силах отойти от нее дальше, чем на пять шагов. Рядом со мною все это время был Фарри.

   Последствия чая "по-приютски" мы испытывали еще два дня. Долгих два дня мучений, ломоты в костях, в мышцах, ужасной головной боли, тошноты и жжения в животах.

   Никогда в жизни мне не было так плохо.

   Однако нашлась и хорошая сторона в нашем положении: моряки, чья злоба растворилась с первыми кружками пойла из трактира, с удовольствием шутили над мальцами, купившимися на "чай". Многие приходили в полумертвом состоянии и сил у них хватало лишь для того чтобы добраться до своих топчанов, но даже они добродушно посмеивались над нашими страданиями. Почти непьющий Грэг с улыбкой рассказывал о том, что через посвящение страшным напитком проходил каждый на корабле, еще не зная о последствиях. Но даже после этих страданий находились желающие вновь попробовать злое варево. Тут он с намеком косился на счастливо улыбающегося Громилу.

   Грэг же и объяснил нам, измученным и обессиленным, причину такого странного и неожиданного для многих поступка капитана. Нас, уходящих в город, видел Зиан. Ученик шамана не смог пройти мимо такого шанса отомстить за бульон на дорогой шубе.

   Вот только мне было слишком плохо, чтобы возненавидеть его еще больше.

   Грэг и Крошка Яки были в рубке вместе с капитаном, планируя дальнейший маршрут, когда Зиан демонстративно зашел попрощаться перед своим походом в Приют. Капитан возмутился, и тогда ан Варр стал жаловаться, что так нечестно. Что почему юнгам можно, а ему нельзя. Что его тоже отпустил старик Балиар. И говорил все это Зиан таким тоном, таким голосом, что Гром просто впал в бешенство.

   Наверное, если бы ученик шамана пришел к капитану лично - то тот нашел бы управу на подлеца, но перед глазами матросов у Дувала не оставалось выбора и наше наказание стало жестким и публичным.

   - Он же камнесос, - буркнул Фарри. Бледный, словно рожденный под снегом, уставший - он повинился за свой проступок еще в гальюне, между приступами. Наверное, мой друг мог этого и не делать, я понимал, что за него во "Льде и пламени" говорило трактирское пойло, смешанное с "чаем" и простил.

   Хотя, конечно, червячок сомнений в душе остался. Слова Фарри, сказанные тогда, запали в сердце.

   "Увидят и пусть! Хоть что-то изменится! А то ты вообще ничего не делаешь!"

   Он был прав, но от этого легче не становилось.

   - Камнесос не камнесос, а сработал толково, - пожал плечами Грэг. - Можешь попробовать поговорить с Дувалом о шаманах, кто знает, вдруг он решит наказать щенка. Но я бы не стал рисковать. Все-таки ты всего лишь матрос, а он говорит со льдом и дает нам топливо.