Виктор Ночкин - Красотки и оборотни

— В окно?

— Если кто-то спускает с крыши веревки, логично предположить, что он по этим веревкам может постараться влезть сюда. Логично ведь?

— Логично, — кивнул Томен. — Ты это имел в виду, когда сказал, что те, что ворвались в дверь, «помогли тем, кто добивал»? Думаешь, атака через окно тоже будет?

— Если, повторяю, они не изменят плана.

ГЛАВА 17

На следующий день по Ливде поползли слухи. Словно ленивые змеи — медленные и неотвратимые. Различаясь в деталях, слухи сходились в главном — ожидается прибытие некоего великого чародея, который положит конец бесчинствам неуловимой банды.

К владельцу «Доброго паруса» (того самого постоялого двора, где был убит Горек Дудочка) явился посланец его светлости графа Эрствина и передал повеление правителя — бывшую комнату чародея никому не сдавать без дозволения. Сегодня по графскому приглашению прибудет некий господин, пожелавший остановиться именно в «Добром парусе» и именно в той самой комнате. На все расспросы хозяина посланец ответил туманным намеком на таинственную связь между будущим постояльцем и покойным Дудочкой… Стражники расхаживали по улицам в большом числе, совали свои носы куда надо и не надо… и хвастались, что теперь-то они, мол, покажут… Что и кому они покажут — было не вполне ясно, но… звучало это довольно-таки многозначительно. Сержант Коль Токит по кличке Лысый зашел в «Шпору сэра Тигилла», с хозяином которой был дружен (то есть за определенную плату закрывал глаза на кое-какие махинации кабатчика), и под дармовую кружку пива поведал, что нынче в город прибудет знаменитый маг — «не чета нашим шарлатанам», как выразился сержант, — и займется поимкой пресловутой банды гастролеров, до Гангмара всем надоевшей… Как только Лысый покинул «Шпору сэра Тигилла», хозяин подозвал поваренка (приходившегося ему, кстати, двоюродным племянником и отчасти посвященного в дядины дела), пошептал что-то пареньку на ухо и отправил к некоему мастеру Обуху с тайным сообщением. Обух этот был, кстати, атаманом местных, ливдинских, разбойников.

Что именно передал поваренок Обуху, неизвестно, но часом позже атаман собрал своих подручных на совет и велел нынче ночью не «работать»… Да много чего произошло поутру, те из ливдинцев, что понаблюдательнее, получили достаточно красноречивых намеков, чтобы сделать совершенно ясный вывод…

Наконец, ближе к полудню, к Восточным воротам строем подошли солдаты в красно-желтой имперской форме. Излишне, пожалуй, суетясь, они выстроились вдоль дороги перед въездом в город. Стражники принялись сгонять возниц, въезжавших в ворота с той и другой стороны. Было велено держать проезд свободным — мол, прибудет важная персона, не привыкшая ждать. Поэтому стражники велели возницам собираться в партии по десять телег — и затем пропускали попеременно туда и обратно, так что половина ширины дороги и всегда была свободна. Возницы ворчали, но подчинялись…

Еще часом позже к воротам подъехала кавалькада. Во главе был сам граф Ливдинский сэр Эрствин из Леверкоя, его сопровождало не меньше двадцати человек — несколько членов городского Совета, телохранители в кольчугах, оруженосцы со знаменами…

Тем возницам, которым«посчастливилось» оказаться здесь именно в это время, было велено освободить проезд — или убраться и переждать где-нибудь в городе, или загнать свои возы и фургоны в переулки… Граф со свитой, не останавливаясь, миновал ворота и поскакал по дороге — вдоль вереницы телег, ожидавших цроезда снаружи… Всадники скрылись среди пологих холмов — рыжих, выгоревших на солнце… Прошло около десяти минут, и кавалькада снова показалась из-за поворота. Теперь всадники двигались шагом, а во главе колонны рядом с графом ехал чужестранец. Ливдинцам, столпившимся у ворот, чтобы полюбоваться диковинным зрелищем, гость его светлости показался настоящим великаном. Хотя лошадь прибывшего заметно уступала размерами боевому коню сэра Эрствина, сам он возвышался над тщедушной фигуркой графа, словно башня. На непомерно широких плечах пришельца пламенели под полуденным солнцем складки багровой бархатной мантии, диковинная высокая шляпа вспыхивала шитыми золотом звездами… Но больше всего поразило горожан лицо странного гостя, вернее, то, что оно скрывалось за ослепительно блестящей маской… Подобного в Ливде еще не видели. Необычный наряд, разумеется, выдавал в приезжем того самого чародея, о прибытии которого полгорода толковало с утра. Ехал маг спокойно, его смирный конек рысил чуть позади графского жеребца, но держался чужеземец величественно и важно. Набранная из металлических звеньев борода невиданной маски ритмично позвякивала на широченной груди, и мелодичный звон ее красиво перекликался с перестуком копыт…

Даже меняла, слывший в Ливде человеком мрачным, нелюдимым и невозмутимым, вышел из своей лавочки, чтобы полюбоваться кавалькадой, въезжающей в Восточные ворота… Приложив ладонь козырьком ко лбу, меняла проводил приезжего мага внимательным взглядом и объявил во всеуслышание:

— Э, да это же знаменитый Золотая Маска! Тот самый!..

Больше он не произнес ни слова, но и этого было достаточно, меняла слыл еще и весьма осведомленным человеком. «Золотая Маска!..», «Тот самый!..» — поползло по толпе зевак. Камень был брошен в тихий пруд — и круги исправно поползли по заросшей ряской поверхности…

У входа в Большой Дом тоже толпились солдаты. Граф, загадочный гость и часть свиты, спешившись, прошли внутрь. Любопытные горожане, пошушукавшись, начали расходиться — представление окончилось. Честно сказать, зеваки были несколько разочарованы, хотелось увидеть какие-то чудеса, но приезжий маг не стал демонстрировать свое могущество…

Не менее удивлены были и члены Совета, которым юный сэр Эрствин заявил, что их дальнейшее присутствие не требуется. Золотая Маска, так и не произнесший ни слова, спокойно удалился с его светлостью на второй этаж в графские покои, а синдикам, пытавшимся последовать за ними, преградили путь серо-фиолетовые оруженосцы его светлости. Члены Совета, повозмущавшись для порядка, удалились — да, нынче иные времена настали, нынче его светлость граф решает все по собственному разумению… Не желает прислушиваться к советам людей бывалых… Известное дело, юнец… Ну да ничего, убедится сэр Эрствин разок-другой на собственном опыте, что не все в жизни легко да гладко — тогда поглядим… Тогда припомним…

Вообще всем было известно, что Совет — дань уважения прежним городским традициям — вновь назначенному графу не внушает никакого почтения. Бывало, мальчик дремал на заседаниях, пока велеречивые синдики обменивались длительными рассуждениями в защиту того или иного решения — а потом, вдруг встрепенувшись, прерывал очередного оратора и просто объявлял: «Будет сделано то-то и то-то». Вот как на сегодняшнем заседании, не дослушав всех аргументов, похлопал рукой по подлокотнику кресла и буркнул: