Марина Дяченко - Ведьмин век

Инквизитор ел. Без видимой спешки, но все же очень быстро, привычно быстро, как солдат или рабочий режимной фабрики.

— Ты в школе тесты сдавала?

Ивга вздрогнула.

— Вот тебе тест… Город, полный людей. В городе лежит бомба. Взорвется через час, не то в метро, не то в больнице, не то в детском садике… Единственный человек, знающий, где это произойдет — некая решительная женщина, которая не намерена отвечать ни на какие вопросы… А ты — следователь. Мужчина средних лет. Твои действия?

Ивга тупо молчала. Что он имеет в виду? При чем тут она, она ведь понятия не имеет ни про какую бомбу…

Инквизитор отодвинул тарелку. Вытащил из кармана длинную пачку сигарет, закурил жадно, с некотором даже сладострастием. Прищурился, глядя на дым:

— Не пытайся пришить себя к этой истории. История — выдуманная. Мной. Только что. Будто загадка. Как бы ты поступила?

— Не знаю, — сказал Ивга глухо. Инквизитор привычно вскинул брови:

— Ты думаешь, тем людям… взрослым и детям, которым суждено погибнуть через час, от твоего незнания легче?

Ивга почувствовала толчок тревоги. Она слишком верила во власть слов над реальностью; даже придуманная история способна стать явью — в придуманном мире. И разметать взрывом придуманных людей через придуманные шестьдесят минут…

— Надо… узнать, — выдавила она через силу.

— Как? — в голосе инквизитора была безнадежность, будто игра с пугающей скоростью становилась правдой. — Как узнать, если эта… сука молчит?

— Зачем ей это? — беспомощно спросила Ивга.

Инквизитор пожал плечами:

— Не знаю… Не имею понятья. Время идет, мы уже думаем пять минут…

Ивга стиснула ладони:

— А больше никто не знает?

— Никто, — бросил инквизитор, затягиваясь. — Слушай, что ж я задымил, тебя не спросившись… Ты ведь не куришь?

— Не может быть, чтобы никто не знал…

— Может. Они устанавливали бомбу с напарником, напарника убили. Она осталась…

Ивга наконец-то села. На край табуретки, нервно сведя колени:

— Ну… я не знаю. Пытать ее надо, чтобы сказала…

Пальцы инквизитора сжались, сминая горящую сигарету. На стол посыпался пепел, перемигнулся искорками и погас. Ивга испуганно вскинула глаза. Она что-то сделала не так?..

— Я не уверен, — глухо сказал инквизитор. — Не уверен, что это… видишь ли, Ивга. Я вчера весь день занимался тем, что пытал женщин. А общественное мнение в твоем лице меня, выходит, поддержало…

Он криво усмехнулся, не сводя с нее глаз.

— И чего вы от них хотели? — спросила она, стараясь, чтобы голос звучал как можно равнодушнее.

— Я хотел… — он неторопливо вытащил из пачки новую сигарету. — Неважно, в общем-то. Чего я хотел — того добился.

Некоторое время оба слушали, как капает в кране вода. Бьется о никелированную раковину — кап-кап… Ивге вдруг померещилось просторное помещение с никелированными раковинами и металлическими — цинковыми? — столами, а на столах…

— Если тебя инициируют, — инквизитор внимательно наблюдал за сменой выражений на ее лице, — если это случится, то тебя ждет, возможно, блестящая карьера… Если это слово применимо к их иерархии. С твоими задатками ты была бы, наверное, щит-ведьмой… Или даже флаг-ведьмой, потому как нюх у тебя запредельный… А может, и нет. Но все равно не инициируйся, Ивга, прошу тебя. Не причиняй мне лишней головной боли… — он грустно усмехнулся.

— Чего хотят ведьмы? — Ивга вспомнила свою собеседницу, развозчицу горячих бутербродов.

— Много бы я дал, — инквизитор затянулся, — чтобы это понять. Иногда мне кажется… вот, сейчас пойму. Но… для этого надо быть ведьмой. Когда ты станешь… ну, короче, расскажешь мне по старой памяти. Чего они хотят?..

— А вы спросите у них под пыткой, — не удержалась Ивга. Инквизитор поморщился, открыл было рот — в этот момент в комнате заблеял телефон, и тихим звоном отозвался еще один — в кухне.

Ивга вдруг испугалась. Панически и безнадежно, и совершенно беспричинно — вероятно, просто взбрыкнули нервы, ужаленные резким звуком. Инквизитор пристроил сигарету на краю пепельницы и ленивым движением потянулся к трубке:

— Да…

Лицо его не изменилось, но Ивга поняла, кто звонит. Поняла и покрылась испариной.

— Конечно, меня не было… Я сегодня вернулся на рассвете, с курорта, можно сказать, из Одницы… Да, видишь, какая у меня интересная работа… Перестань. Какие обиды, мы вроде бы с тобой взрослые умные мужики… Не, эта неделя у меня наперед вычеркнута из жизни. Да, ты слышал, да… А?..

Ивга взяла со стола ломоть булки. Бездумно надкусила, вгрызлась, пытаясь утолить свежим хлебом не голод — другое чувство, неопределенное, но оттого не менее сосущее. Жевать, жевать…

Инквизитор слушал, не глядя на Ивгу. Смотрел, как потихоньку дымится на краю пепельницы пропадающая втуне сигарета. Ивга ждала, замерев.

— Видишь ли, — проговорил инквизитор тоном ниже. — Видишь ли… Мне такими вещами не положено заниматься по рангу… Извини, но именно сейчас я ничего не могу тебе сказать.

И он взглянул на Ивгу. Быстро, мельком, но так, что она вздрогнула.

В трубке возбужденно трещал металлический, измененный расстоянием голос. Громкий и напряженный, и, кажется, очень желающий убедить.

— Хорошо, — отозвался инквизитор медленно. — Но почему ты звонишь, а не он? Он вроде как половозрелый парень, нет?..

Ивге стало неприятно. Будто Назара при ней оскорбили.

— Хорошо, — повторил инквизитор, но как-то утомленно, тускло. — Пусть позвонит мне… Или я позвоню, если будут новости. Да?..

Ивга поднялась. Бесшумно вернулась в гостиную. Постояла, оглядывая комнату и не запоминая ее; села в углу на пол, подобрав под себя ноги. Невежливо подслушивать чужие разговоры.

Он положил трубку и несколько минут сидел, глядя, как исходит пеплом оставленная сигарета.

Вот оно каково папаше — в одиночку, с самого младенчества воспитать единственного сына. Откладывает отпечаток… на личность. Возможно, не на всякую — но на личность Юлека обязательно. Юлек — прирожденный опекун…

Девчонка сидела в гостиной, прямо на полу. Рыжая. Лиса в капкане. Вопросительно подняла глаза — и сразу же спрятала, опустила. Глаза, надо сказать, воспаленные — но вовсе не затравленные; Клавдий коротко вздохнул. Нет ничего хуже, чем неучтенная ведьма.

— Ну вот что, Ивга… Мой друг, а твой в какой-то степени свекор мается, надо сказать, дурью. Ему, естественно, интереснее судьба сына… чем наши с тобой доводы. И кое в чем он прав. Сейчас мы выждем полчаса, ты все хорошо продумаешь и позвонишь… профессору Митецу.