Александр Рыжков - Техномонстры

Проснувшийся раньше всех Лимб орал во всё горло. Под его ногами лежали обглоданные останки того, что раньше было примом — одним из охранников каравана. Всполошившиеся караванщики забегали в ужасе, Твистерариус с сыновьями пересчитали экипаж. Больше жертв мыслящих не было, но убытки одним убитым не исчерпывались: повозка лежала перевёрнутой набок, вся вяленая рыба в ней исчезла. А чуть дальше лежали кости быка вперемежку с его облепленными мухами и личинками остатками внутренностей.

О том, что произошло ночью, можно было только с всепоглощающим трепетом догадываться. Какая бы ни была тварь, сотворившая всё это — работала она бесшумно и быстро. Дежурящий прим даже не успел поднять тревогу. Должно быть, он подошёл к елям, возле которых нашли его останки, по своим насущным делам. Сделал ли он их перед чудовищной смертью или нет — никто не узнает. Самое странное, что следов зверя на земле так и не нашли. Только отпечатки сапог и кротовьих лап, но ведь не мог же вылезший из лесной чащи мыслящий сотворить такое…

Пятьдесят копрей… Бедняга прим помер так и не получив причитающуюся ему мизерную плату в пятьдесят копрей! Пропавший товар и бык стоили в сорок раз дороже!

Но рыдать и впадать в панику по этому поводу ни у кого желания не возникло. Заметно взволновавшийся Твистерариус подгонял всех пуще прежнего, сыновья ему в этом нелёгком деле отлично помогали. Но и без нагоняев охранники бы не сбавляли скорости — задержаться даже на лишнюю минуту в Кривом Лесу никому не хотелось.

К вечеру Лес отпустил караван. Ночью он взял свою законную дань и разрешил идти дальше. Зловещие деревья, безмолвными истуканами неминуемого возмездия нависавшие над караванщиками, сменились сухой травой бескрайней степи.

Лагерь разбили поздней ночью, когда отошли от Кривого Леса на достаточно безопасное расстояние.

Ночью пошёл снег, превратившийся ближе к утру в дождь. Но это не помешало продолжить путь. Грязь хлюпала под ногами и копытами, ледяные капли мочили одежды. Телеги были накрыты кожаными чехлами — за товар Твистерариусу переживать не приходилось, а за промокших до нитки охранников — так подавно. Молнии угрожающе вгрызались в землю голубоватыми червями. Где-то в трёх километрах от каравана, по словам Тиса, прикинувшего запоздание доходящего до его мелких заострённых ушей грома.

Начало темнеть. Сделавшие привал караванщики уже принялись готовиться к ночлегу, а он всё шёл, медленно охлаждаясь, превращаясь в снег.

Брок проснулся от оглушающего гула рога тревоги. Нападение! Двое мыслящих из его палатки уже стояли на ногах. Один из них подносил факел к огню, другой нервно пытался натянуть кольчугу, всё больше запутываясь в массивном, гремящем металлическими звеньями, рукаве. Спина Лимба мелькнула в проходе. Тис выбежал за ним. Брок, как был в спальной рубахе, схватил пернач и устремился следом. Кровь барабанной дробью отбивала в ушах бешеный ритм грядущей битвы.

С темнотой вели неравный бой факелы. Крупицы снега безудержно сыпались с неба. Не скрытые одеждой части тела обжигало морозом. Ноги месили мокрый снег с грязью. Отовсюду слышался пробирающий цепенящим страхом до костей вой. Чёрные волки!

Неразбериха. Луны освещают снег. Метель засыпает глаза. Только твоё оружие. И враг… Повсюду крики, вой, рык, вопли, лязг металла и клыков.

Волки отступили, оставив израненного собрата в объятьях неминуемой смерти.

Два люрта и драг — их изувеченные тела лежали на замёрзшей земле, заметались снегом. Словно сама Природа пыталась исправить жестокость своих созданий, скрыть её жертв под белоснежным покровом снежной чистоты…

Ну что ж, зато все телеги целы: ни одна вяленая рыбина не пропала!

Конец боя ознаменовался началом пасмурного рассвета.

С убитого волка тут же сняли шкуру. С окоченевшего на морозе тела содрать её было не так-то просто, но что не сделаешь ради отличного боевого трофея? Стене гостиной скромного домишки Твистерариуса, что простаивает в Тимпанусе, как раз такого и не хватало!

Погибших в бою наспех закопали в земле. Немой охранник люрт, со слезами закопав изувеченное тело своего брата, набросился на останки волка и изрубил их боевым топором. Он пытался кричать от боли, захлёстывающей его, но изо рта вырывалось лишь приглушённое мычание. Но у многих караванщиков в тот миг это несвязное мычание вызвало столько слёз и страдания, как никогда в жизни не смогли бы вызвать горестные рыдания и всхлипывания всех женщин Главного Материка…

Но нельзя задерживаться — караван должен успеть вовремя.

А дождь всё не прекращался. И без того мокрая дорога превратилась в сплошное грязевое болото. Тонкие колёса телег завязали. Наёмники из охранников превратились в тяговых зверей. Иногда приходилось буквально поднимать повозки и проносить их несколько метров. Ещё двадцать пять копрей каждому за эти усилия — так расщедрился мудрый и справедливый Твистерариус, не забыв при этом выписать хорошую порцию нагоняя всем для профилактики.

Такие затяжные дожди — редкость в юго-западных краях Главного Материка. Случаются раз в десять, а то и в двадцать лет. Кто же мог допустить даже скользкую мысль их появления именно сейчас?

На восьмом дне пути караван наткнулся на жуткое зрелище. Тогда был один из редких мгновений, когда дождь на время перестал, свинцовые тучи разошлись, дав проход тёплым солнечным лучам. После затяжного ливня солнце казалось чудным божественным даром, который хотелось воспевать в прекрасных песнях. Но эта щедрость природы уж совсем не клеилась с тем, что находилось впереди. Повсюду лежали мёртвые тела, разрушенные и разграбленные повозки, изувеченные трупы быков, лошадей и верблюдов.

Не это ли погибший караван Парфлая, стрека, потребовавшего двести золотых за то, чтобы взять с собой Брока, Тиса и Лимба? Да, точно он! Вот когда-то громадный, а теперь уровненный с землёй фургон, тоннами деревянных балок и громадных обрывков кожи распластавшийся по земле. Что бы за чудовищная диковина не перевозилась в нём, нигде её не было.

Брок отбился от группы. Недовольных криков, как это не странно, вслед не донеслось — наоборот, некоторые караванщики пошли следом. Среди них были даже сыновья Твистерариуса. Ну, Лимб и Тис, само собой, сопровождали товарища.

Мародёры и падальщики постарались на славу. Изувеченные, исклеванные и изъеденные тела мыслящих и туши зверей, обломки повозок — всё, что осталось от когда-то громадного, ничего не страшащегося каравана. От обломков исполинского фургона тянулись борозды в земле, удаляющиеся в северо-западном направлении за горизонт, словно гигантские следы сотен когтей чудовищного монстра-гиганта. О том, кому могли принадлежать эти следы, караванщики даже побоялись подумать.