Леонид Бутяков - Владигор

В общем, после не слишком долгих дрязг и разборов пришли они к дурному (по мнению Протаса) и верному (так посчитал Горбач) решению, что ни в чем не виновен колченогий Вирем, значит, и наказывать его не за что.

В становище любые, а особенно такие вести расходятся быстро. Еще до полудня приполз Вирем на своем ожиревшем брюхе в избу Горбача. Стал сапоги его лизать. Горбач, отшвырнув ногой увечного разбойника, последними словами его изругал, а затем уж спросил:

— Все ли, сукин сын, выложил? Какие еще дела в Замостье у тебя были?!

И когда Вирем, чуть не плача, рассказал ему об увиденном и услышанном. Горбач понял, что его час близок. Либо нынче, либо никогда.

С начала весны Протас требовал, чтобы два пацана — Ждан и Владий — в дело пошли. До сих пор Горбачу удавалось находить причины, по которым нельзя было использовать неопытных мальчишек. В последнем налете они тоже не участвовали, поскольку; как объяснил Горбач атаману, могли своим юным азартом лучников спугнуть раньше времени. Но теперь Горбач, обмозговав рассказанное Колченогим, решил — пора пленника чужим людям показать. А те, как водится, разнесут в своих сплетнях о речных разбойниках и новость о юном громиле. Когда слух о Владии до адресата дойдет, он сам сюда заявится. Тут и потолковать с ним можно будет: об условиях, о цене…

Одно смущало Горбача, внося большую неопределенность в его замыслы: кто за мальчишкой явится? Черный колдун, который у Вирема выпытывал имя пленника, или седоволосый старик, изгнавший колдуна из корчмы? Продать, конечно, любому можно. Но не прогадать бы! Этот вопрос Горбач оставил на будущее. Кто первым придет, с того и спросится.

4. Схватка

Положение Владия среди речных разбойников было двойственным. По-прежнему считаясь пленником, он не мог покидать пределов становища, хотя во всем остальном его жизнь ничем не отличалась, например, от вольной жизни пятнадцатилетнего Ждана. Постоянный пригляд Ждана за собой Владий почувствовал очень скоро. Сначала это очень раздражало его. Вспыхивая гневом, он кричал:

— Паршивый подлаза, уберешься ты вон?! Что еще про меня главарю не донес? Сколько раз в день я ногу у сосны задираю или какого цвета у меня подштанники? Так иди полюбуйся!..

Стерпеть подобное Ждан не мог, частенько между ними доходило до потасовок, впрочем, не слишком серьезных, без крови. А вскоре Владий и возмущаться надзором Ждана перестал, осознав, что тот не по своей воле всюду его сопровождает. Меж ними в конце концов возникло даже некое подобие приятельства, в котором каждый находил для себя полезные стороны.

Владий учился у Ждана многому из того, что тот умел в совершенстве, например разжигать костер во время дождя, высекая искры ударами кремня, метать боевые дротики, не видя цели, но угадывая ее по шуму в кустах, разбираться в повадках лесных обитателей и читать их запутанные следы… Ждан, постигший эти и многие другие премудрости вольной жизни задолго до появления Владия в становище речных разбойников передавал ему свои навыки с чувством некоторого превосходства. Дескать, учись, несмышленыш, пока есть у меня охота с тобой возиться! Когда же заметил, как быстро Владий перенимает его науку, то стал относиться к нему с искренним уважением. Ждан помнил, сколько времени сам потратил, пока выучился метать ножи, а этот тринадцатилетний мальчишка за три дня наловчился!

Он подумал было, что все дело в «заговоренном» ноже, который Протас вернул-таки Владию. Но нет, с удивительной точностью рука Владия отправляла в цель и любые другие клинки, дротики, копья. Хуже получалась у него стрельба из лука, и хотя бы в этом, Ждан не ощущал себя уязвленным. Впрочем, Ждан по-прежнему находил достаточно поводов для того, чтобы поддеть Владия, указать на пробелы в его знаниях и житейских навыках. Хотя в глубине души догадывался: будь у них побольше свободного времени, «ученик» не только догнал бы, но и превзошел бы с легкостью своего наставника.

А времени, которым Владий мог распоряжаться по своему усмотрению, с каждым днем становилось меньше. Все обитатели становища обратили внимание на то, как быстро оправился он от последствий своей неведомой болезни. Да и вырос за полгода так, словно сами боги поспешили превратить паренька в сильного, крепкого и ловкого юношу. Подобные перемены в облике пленника некоторых раздражали, вызывая смешанные чувства зависти, удивления и страха. Чтобы самим себе в этом не признаваться, они при любом случае, безмолвно поддерживаемые атаманом Протасом, находили для пленника работенку потяжелее и погрязнее. Поэтому к основным его обязанностям постоянно добавлялись новые: дрова заготавливать, котлы до блеска драить, дряхлую одежду стирать и чинить, древки для дротиков обтесывать, ржавчину со старых доспехов счищать… Всего и не перечислишь.

Работы Владий не чурался, в тягость было другое — оплеухи и пинки, которые приходилось терпеть от разбойников, когда они бывали не в духе. Особенно усердствовал в том здоровенный рыжеволосый детина, за неуемную злобность и врожденную тупость прозванный собственными товарищами Кабаном. Владий старался избегать с ним встреч, да куда спрячешься? Кабан же, едва в его поле зрения попадал пленник, оскаливал кривые зубы и, щуря глаза, примеривался — под какое ребро ткнуть пацана кулачищем? Увернуться не всегда удавалось, и тогда на теле Владия появлялся очередной синяк… Но ни разу не заплакал он, не взмолил о пощаде. Будто зарок дал все стерпеть во имя какой-то главной цели. Видя мальчишескую стойкость. Кабан еще больше свирепел и поджидал очередного случая, чтобы сбить-таки спесь с гордеца. Всем, кто наблюдал за развитием этого неравного противостояния, ясно было — добром не кончится, забьет когда-нибудь туповатый мордоворот пленника! Но вступаться никто не хотел. Чего ради? Пусть о нем Горбач беспокоится, коли уж с первого дня его опекать взялся.

В тот день, когда разбойники, рассчитывавшие перехватить «золотую ладью», вернулись ни с чем, Владий и Ждан прохлаждались возле ручья, куда их обоих Горбач отправил за водой. Зная его снисходительность, они не торопились в обратный путь с тяжелой поклажей, вели разговор о последних событиях, на равных обсуждая удачный налет на замостьинских лучников. Ждан рисовал на песке и объяснял:

— Вот здесь, в камышах, пятеро наших прятались, они первыми бой завязали, обстреляли шнеки стрелами. А те решили, что легко справятся, поближе подплыли. Тогда наши подняли шум в камышах, будто вдоль берега уходят. Шнеки — за ними. А течение там хитрое: если середины реки не держаться, обязательно к самому берегу прибьет. Так и случилось. Не управились кормчие или гребцы сплоховали, шнеки на отмель вынесло. Тут их и поджидали! Говорят, славно заполыхало. Лучники как горох посыпались! А наших и след простыл, с кем драться? Пока разбирались, от шнеков одни головешки остались.