Владимир Корн - Дворец для любимой

Ну что, бодигарды, прошляпили, а если бы кто посерьезней был?

Жестом я отправил всех их обратно. Когда они вышли, за дверью послышался встревоженный гул голосов. Ну да, такая незадача, еще и на моих глазах. Ох, кому-то и разнос будет, крайний всегда найдется.

А мальцы глядят уже не так испуганно, пожалуй, одно любопытство в глазах и осталось. Ну как же, вот он оказывается какой.

Слышал я, какие слухи обо мне ходят, Коллайн с улыбкой рассказывал, мне и самому смешно стало. Даже несчастный волк, добытый мною в Стенборо, в огромного монстра превратился, одним махом человека пополам перекусывающего. И убил то я его голыми руками. Надо же, вон я, оказывается какой, сам не знал. Ладно, главное, чтобы самого меня в монстра не превратили…

Погода и дальше до самого Тромера не баловала. Чуть ли не каждую ночь шел дождь, днем жарко палило солнце, вызывая душные испарения. Для урожая такая погода благодать, а для путешественников одни муки. Но хандры уже не было, и я каждый раз улыбался, вспоминая встречу с детьми сельского старосты.

За столом дети освоились быстро. Еще бы, это их дом, и вся обстановка знакома. Мальчишка, Прентон, как выяснилось из разговора, уговорил свою сестренку Лигию, посмотреть на «него», для чего они пробрались через двери в соседней комнате, ведущие в пристроенный к дому сарай.

Вообще-то я приказывал своим людям, чтобы даже разговора нигде не было, кто именно это «он», да разве удержишь такие вещи в секрете? Когда сопровождаешь такого значительного человека, и сам становишься значительным. Могу себе представить, как все это происходило. Кому-то из моих людей понравилась местная красавица, ну и как тут откажешь человеку, входящему в свиту самого «его». Думаю, через пару часов уже вся деревня знала, что у них тут за постояльцы.

Мы сидели с детьми за накрытым столом, и разговаривали о погоде, о видах на урожай, о рыбалке, и еще о многих вещах. Мне с трудом удавалось сдержать улыбку, так обстоятельно и серьезно Прентон отвечал на вопросы.

— Какая в Пауве рыбалка, — Прентон скептически махнул рукой. — Курицы ее вброд переходят. А вот в Арне, ваше сиятельство, там да!

Прентон называл меня именно так, видимо в его глазах такое обращение являлось самым высоким.

— В Арне лещи водятся — во! — И он резко развел руки, по пути сбив находившуюся на самом краю стола посудину с яблоками, отчего они раскатились по всему полу, а Прентон испуганно замер. После моего успокаивающего жеста, он продолжил.

— А щуки там какие! — Он снова попытался развести руки, затем вероятно посчитал, что опять снесет что-нибудь со стола или размаха явно не хватит, отказался от этого жеста, вместо этого понизив голос почти до шепота. — Говорят, одна даже свинью в воду утащила.

«Да уж, не щуки а целые крокодилы», — подумал я, едва сдерживая улыбку.

Лигия больше молчала, налегая на угощения, что я распорядился выставить на стол. Затем, перепробовав все, что было на столе, и окончательно освоившись, девочка попыталась строить глазки.

И сдержать улыбку мне уже не удалось. Ведь малышка еще совсем, но видимо в крови это у них, у женской породы. К тому времени за окном окончательно стемнело, Лигия начала клевать носом, так что настало время подарков.

Куда же без них, только все впечатление от встречи с «ним» испортишь.

Шлон, мастер не только молоть языком и с одного взгляда определить степень зрелости вина, по моей просьбе за время разговора чуть ли не на коленке изготовил монисто из весело блестящих новеньких золотых монеток. Шлон перестарался, тяжеловатым получилось монисто для такой крохи, но выглядело оно очень красиво, Лигия даже ручонками всплеснула от восторга, сразу позабыв про сон. Прентон — мужчина, вон он как сестренку грудью прикрывал, так что Шлону пришлось лишиться висящего у него на поясе в дорогих ножнах кинжала с изукрашенной каменьями рукояткой. И пусть кинжал в руках мальчишки смотрелся чуть ли не мечом, но глаза у него светились счастьем.

«Дурак ты, — думал я, глядя на хозяина, попеременно благодарящего за кошель с монетками, переданного ему на воспитание детей, и извиняющегося за Прентона с Лигией, нарушивших покой того, о чьем присутствии в своем доме ему и знать было не положено. — Это я тебя благодарить должен».

Шлону же я сказал, что дам на выбор любую приглянувшуюся железяку из моей коллекции холодного оружия, пусть хоть алебарду забирает. Или даже две.

В Тромере меня догнала почта, прибывшая из столицы. Пакет от Коллайна с подробным докладом обо всем, что произошло в Империи за время моего отсутствия. Из него и выяснилось, ничего такого, что могло бы изменить мои планы и заставить срочно вернуться в Дрондер, не случилось. Вообще ничего не случилось, затишье повсюду. Значительным событием могло стать первое применение морских мин, но на подготовку мы отвели месяц, так что ждать вестей еще рано.

Было и письмо от Янианны. Обычно в каждом ее письме присутствует рисунок, на какую угодно тему. Это зависело от того, хотелось ли ей немножко позлить меня, развеселить или заставить приревновать.

На этот раз рисунков оказалось целых три, и все они были выполнены не ее рукой. В рисунке Конрада я едва смог признать всадника с обнаженной шпагой, стреляющего из пистолета. Маленькая Яна изобразила цветок, по всей видимости, розу.

А вот Алекс… Рисунок был настолько хорош, что я ни за чтобы не поверил, что художнику всего седьмой год, не видь его работы раньше.

«Далеко пойдет! — думал я, с гордостью рассматривая его рисунок с изображением маяка на высокой, выдающейся в море скале. — И, по крайней мере, без куска хлеба точно не останется. Весь в деда, моего отца. Ну и сын своей матери, конечно».

В Тромере мы надолго не задержались, дела требовали скорейшей встречи с Тотонхорном.

Мои опасения, что степь из-за дождей станет огромным непроходимым болотом, не оправдались, и мы быстро продвигались вперед, чтобы через несколько дней пути повстречаться с разъездами вардов.

При встрече Тотонхорн, вопреки своему обыкновению, меряться достоинствами не предложил, вид у него был донельзя серьезным.

Он лишь сказал:

— Я ждал вас недели только через две, господин де Койн.

Мне пришлось пожать плечами:

— Пришлось поторопиться, абыс. Это в наших общих интересах.

Вот что мне всегда нравилось у вардов, так это то, что нет необходимости рассыпаться в изъявлениях почтения, уважения и всего прочего. Прост здесь этикет, очень прост.

Ситуация, сложившаяся у Тотонхорна, к особому оптимизму не предрасполагала. Но и для сильного уныния причин не было тоже. Тугиры, кочующие в степях к западу, для войны с вардами объединились с родственными племенами. Тугирам вспомнились какие-то былые обиды, возникли вопросы, связанные с принадлежностью пастбищ… Даже всплыло пророчество, в котором говорилось, что в год появления на небе огненной колесницы, тугиры, наконец, покончат со своими извечными врагами — вардами. Огненная колесница, кстати, присутствовала — комета с длинным хвостом, видимая даже при свете дня. Но сколько я не всматривался, ничего колесничного в ней увидеть так и не смог.