Кирилл Клеванский - Путешествие на восток

Но Луний снова меня удивил. Теперь он повышал ставки только на «быстрые» комбинации, те которые выпадают довольно часто. Мне приходилось «сливать» банк, или я быстро бы ушел в минус. Получив же какую-то «сильную» кость, я мог отыграться, но хозяин так ловко манипулировал банком, что все равно оставался в незначительном плюсе. Так я спустил целых пять монеток. Правда и я знал не только одну хитрость. За пять лет жизни в лесу, когда из людской компании у тебя лишь маньяк-наставник, по совместительству заядлый игрок и выпивоха, учишься разным мирским премудростям. Вот я и продемонстрировал знание азартных увеселений, выиграв за четыре круга семь монет и теперь уже я сам оказался в плюсе на две.

Так мы, собственно, и гоняли капитал по кругу. То хозяин выйдет в плюс, то я. Игра же сопровождалась смехом, необидными, но колкими подначками и разными байками. Вот вы когда-нибудь могли себе представить что мужик, возвращающийся с попойки, перепутает супружескую постель с загоном для овец, ну а соответственно жену с… В общем, не в приличном обществе будет помянуто. А вообще я много нового узнал о простой крестьянской жизни и даже проникся к ней относительной теплотой. Которая сохранилась ровно до тех пор, пока из горницы не вышла Нания, вооруженная здоровенной скалкой, больше похожей на стенобитный таран. С криком «Опять за кости взялся!» она кинулась к мужу, который показал не свойственную для его возраста реакцию и проворность. И что самое поразительное, даже сюрреалистичное, эта парочка стала бегать вокруг стола аки заигрывающие дети. Я сперва сидел с глазами каждый в золотой размером, а потом зашелся истерическим хохотом. На этот звук в залу вышла Лиамия, и я, как это не странно, подавился смехом.

Девушка была одета в простенькое платье состоящее из серой блузки оголяющей точеные плечики и широкой черной юбкой со складками на подоле, которая еле дотягивала до икр. На ногах у неё были коричневые сапожки с бахромой. А черные, как безлунная ночь, волнистые волосы были подвязаны розовой лентой. На левом запястье красовался серебряный браслет с тонким, еле различимым орнаментом. Сам того не осознавая я припомнил знаменитую книгу.

— Je vends вme au diable pour une nuit avec vous[1], — вырвалось у меня.

Мия лишь презрительно фыркнула и тут же скрылась в горнице. Она хоть и не поняла что я сказал, но поняла что я это сказал ей, а поскольку я возведен в ранг «недостойный», то и обращать на меня внимания не стоит. О женщины, как же с вами непросто. Вон и Луний со мной согласен. Правда они уже угомонились, и дело обошлась даже безе деревоприкладства. Хозяйка, забрав кости, ушла сперва за своей помощницей, а потом они вместе скрылись на кухне.

— Сколько языков слыхивал, а этого нет, — протянул мой новый компаньон.

Мы уже успели выйти во двор. На небе неспешно, несколько лениво и нехотя загорались ночные огоньки. В шуршащей листве засыпали птицы, а в еще пока стоячей траве просыпались сверчки и цикады. Ветер, задувая с юга, обещал собой жару, которая бывает лишь в середине лета. А вместе с присущей этим местам духотой, наступит невыносимая пора. Воздух в полдень будет дрожать, будто пустынный, и даже ведра воды не хватит чтобы утолить иссушающую жажду. Ночью же придет живительная прохлада, будто заботливая сестра, она укроет от зноя, и принесенный ею ветер будет нашептывать и обещать лучшие времена.

— Значит слышали не все, — пожал я плечами.

Луний закрыл за нами калитку, и мы двинулись к таверне. Еще до первых цикад мы добрались до Главной улице. По этому, с позволения сказать, проспекту, сейчас разбегались по домам беззаботные дети. А суровые деды кричали своих ветреных внучек. Слышны были скрипы засовов на загонах и хлевах, это женщины запирал на ночь скот. Редко кудахтали засыпающие куры, и мурлыканье котов разбавлялось приглушенным лаем собак. Деревня готовилась ко сну, и лишь одно здание напоминало собой маяк в открыт море.

Через его окна пробивался свет, а на легком ветру поскрипывала древняя, как сам мир, вывеска. Лак уже давно облупился, выжженные буквы покрылись серой пленкой, а трещины были столь велики что в них можно было прятать деньги. И все же таверна жила. В этот вечер, да и в любой другой восьмой вечер декады, каждая таверна становилась особым местом. Тут собирались самые удалые, смелые и дюжие парни. К коим, возможно, отношусь и я, раз уж согласился зайти на огонек.

Мы подошли к порогу, где нас остановил рослый мужик с необъятными кулачищами. Он указал на миску, в которой уже лежало немало медяков.

— За двоих, — сказал мой спутник, кидая в емкость шесть медяков.

«Охранник» кивнул и пустил нас внутрь. И тут же по ушам ударил гул, от слившихся во едино голосов. Здесь было человек сорок и все как на подбор плечистые, с квадратными челюстями и широкими скулами. Сидели мужики за дубовыми столами, и даже с первого взгляда было понятно что эти самые столы накрепко прибиты к полу. Между народом носилась пухленькая служанка, но в отличии от города, здесь никто не пытался ущипнуть или как-то иначе задеть девчушку. Видимо сказывалась её удивительная схожесть с грозного вида трактирщиком, стоявшим за барной стойкой. Ростом тот был метра два, и казалось что он может простым щелбаном продавить гвардейский щит.

— Луний! — крикнул один из посетителей и помахал нам рукой.

— Дорин! — так же прокричал мой компаньон и схватив меня за плечо потянул к столику где сидело трое массивных, жилистых парней.

М-да, на таких посмотришь, и даже как-то неуютно становится. А потом высокородные удивляются как это крестьянские бунты столько крови у армии выпивают. Да они вон в такой форме, что впору солдат на поля отправлять, чтобы тренировались. Хотя такие, конечно, не все.

— Киго эть ты с собый превил? — спросил рыжебородый коренастый мужичок с бегающими глазками.

— Да вот постоялец у меня, через день уходит дальше. Ну я и решил показать ему как здесь наши развлекаются.

— Эть правильныть, — кивнул другой мужик, впрочем тоже бородатый, разве что ростом повыше и взгляд у него тяжелый, давящий.

Тут же к нам подлетела та самая служанка, видимо дочь владельца заведения и поставила две большие кружки. В каждой плескалась пинта темного пенистого пива. Я, конечно, давал зарок, но видят боги, предстоящее веселье на трезвую голов вообще не идет. Я достал из-за пояса две медяшки и положил на стол, туда же добавил бывший бродяга. Служанка быстренько смела кругляши в фартук и упорхнула. Народ же поднял кружки и мы чокнулись, да так сильно что пена слетела на стол и пол.

Сделав два больших глотка, я чуть не закашлялся. До этого я считал что крепленная наемническая брага, которая почти ничем не отличается от нефильтрованного спирта, адский напиток. Но теперь я точно знаю что никогда в жизни путнику не стоит пить дешевое деревенское пойло. Это даже не пиво, не эль, не брага, не медовуха, а что-то непонятное, но с ароматными травами. Крякнув, я глубоко вдохнул и резко выдохнул. Все вокруг вдруг как-то потеряло резкость, а звуки притихли.