Сергей Лукьяненко - Ночной Дозор
Почки. Какая глупость. Какая мелочь.
Час работы для настоящего белого мага. Но нам не позволено лечить, каждое настоящее исцеление – индульгенция темному магу на проклятие, на сглаз.
И вот мать… родная мать, сама того не понимая, в секундном порыве эмоций, говоря на словах одно, запрещая дочери даже думать об операции – проклинает ее.
И вспухает чудовищный черный вихрь.
– Я теперь не знаю, что и делать, Антон. Глупости какие-то творю. Сегодня чуть не прыгнула в постель с незнакомым человеком, – Светлана все же решилась это сказать, хотя, наверное, сил потребовалось не меньше, чем на рассказ о матери.
– Света, можно что-то придумать, – начал я. – Понимаешь, главное не опускать руки, не казниться понапрасну…
– Я же специально сказала, Антон! Я знала, что она ответит! Я хотела, чтобы мне запретили! Ей проклясть меня надо, дуру чертову!
Светлана, ты не знаешь, насколько права…
Никто не знает, какие механизмы тут задействованы, что происходит в сумраке, и какая разница между проклятием незнакомого человека, и проклятием любимого, проклятием сына, проклятием матери.
Вот только материнское проклятие – страшнее всего.
– Антон, спокойно.
Голос Ольги отрезвил меня вмиг.
– Слишком просто, Антон. Ты работал с материнскими проклятиями?
– Нет, – сказал я. Сказал вслух, отвечая сразу и Светлане, и Ольге.
– Я виновата, – Светлана покачала головой. – Спасибо, Антон, но я и впрямь виновата.
– Я работала, – донеслось из сумрака. – Антон, милый, это не так выглядит! Материнский гнев – яркая черная вспышка и большая воронка. Но рассеивается она вмиг. Почти всегда.
Может быть. Я не стал спорить. Ольга специалист по проклятиям, и она повидала всякое. Да, конечно, родному ребенку не пожелают зла… уж надолго – не пожелают. Однако бывают исключения.
– Исключения возможны, – согласилась Ольга. – Сейчас ее мать проверят полностью. Но… я не стала бы рассчитывать на быструю удачу.
– Светлана, – спросил я. – А иного выхода нет? По-другому помочь вашей матери? Кроме трансплантации?
– Нет. Я врач, я знаю. Медицина не всесильна.
– А если не медицина?
Она замешкалась:
– О чем вы, Антон?
– Неофициальная медицина, – сказал я. – Народная.
– Антон…
– Я понимаю, Светлана, трудно поверить, – торопливо начал я. – Полно шарлатанов, аферистов, психически больных людей. Но неужели все – ложь?
– Антон, покажите мне человека, который вылечил действительно тяжелую болезнь, – Светлана с иронией посмотрела на меня. – Только не рассказывайте про него, а покажите! Самого человека, и его пациентов, желательно – до и после лечения. Тогда поверь, во все поверю. В экстрасенсов, в хилеров, в магистров белой и черной магии…
Я непроизвольно поежился.
Над девушкой висело роскошнейшее доказательство существования «черной» магии, хоть в учебники вставляй.
– Могу показать, – сказал я. И вспомнил, как однажды в офис притащили Данилу. Это была обычная стычка… не самая рядовая, но и не слишком уж тяжелая. Ему просто не повезло.
Брали семью оборотней, по какому-то мелкому нарушению Договора. Оборотни могли сдаться – и все закончилось бы коротким разбирательством между Дозорами.
Оборотни предпочли сопротивляться. Наверное, за ними тянулся след… кровавый след, о котором Ночной Дозор не знал, и теперь уже никогда не узнает. Данила шел первым, и его серьезно порвали. Левое легкое, сердце, глубокое ранение в печень, одну почку вырвали начисто.
Чинил Данилу шеф, помогал почти весь персонал Дозора, все, у кого в тот момент были силы. Я стоял в третьем круге, нашей задачей было не столько подпитывать энергией шефа, сколько отражать внешнее влияние.
И все-таки я временами поглядывал на Данилу. Он погружался в сумрак то один, то вместе с шефом. При каждом появлении в реальности раны уменьшались. Это было не столько сложно, сколько эффектно, ведь раны были свежие и не предопределенные судьбой. Но никаких сомнений в том, что шеф способен вылечить мать Светланы, я не испытывал. Даже если ее судьба обрывается в ближайшем будущем, если она непременно умрет. Вылечить – возможно.
Смерть наступит по другим причинам…
– Антон, а тебе не страшно говорить такие вещи?
Я пожал плечами. Светлана вздохнула:
– Дарить надежду – это ведь ответственность. Антон, я не верю в чудеса. Но сейчас готова поверить. Ты этого не боишься?
Я посмотрел ей в глаза.
– Нет, Светлана. Я боюсь многих вещей. Но других.
– Антон, снижение воронки на двадцать сантиметров. Антон, шеф просит передать – ты молодец.
Мне что-то не понравилось в ее тоне. Разговор через сумрак не похож на обычный, и все-таки эмоции чувствуются.
– Что случилось? – спросил я сквозь мертвую серую пелену.
– Работай, Антон.
– Что случилось?
– Мне бы такую уверенность, – сказала Светлана. Посмотрела в окно: – Ты не слышал? Шорох какой-то…
– Ветер, – предположил я. – Или прошел кто-то.
– Ольга, говори!
– Антон, с воронкой все нормально. Медленное снижение. Ты, каким-то образом, повышаешь ее внутреннюю сопротивляемость. По расчетам, к утру воронка снизится до условно-безопасной величины. Я смогу приступить к работе.
– Тогда в чем проблемы? Ольга, они есть, я чувствую!
Она молчала.
– Ольга, мы партнеры?
Это подействовало. Я не видел сейчас белой совы, но знал, что ее глаза сверкнули, и она на миг посмотрела на окна полевого штаба.
В лица шефу и наблюдателю от темных.
– Антон, проблемы с мальчиком.
– С Егором?
– Антон, о чем ты думаешь? – спросила Светлана.
Тяжело общаться одновременно и в реальном, и в сумеречном мире…
– О том, что хорошо бы уметь раздваиваться.
– Антон, у тебя гораздо более важная миссия.
– Ольга, говори.
– Я не понимаю, Антон, – это снова Светлана.
– Знаешь, я понял, что у одного моего знакомого – неприятности. Крупные неприятности, – я посмотрел ей в глаза.
– Вампирша. Она взяла мальчишку.
Я ничего не ощутил. Никаких эмоций, ни жалости, ни ярости, ни печали. Только внутри стало холодно и пусто.
Наверное, я этого ждал. Непонятно почему – но ждал.
– Там же Медведь и Тигренок!
– Так получилось.
– Что с ним?
Только бы не инициация! Смерть – только лишь смерть. Вечная смерть – страшнее.
– Он жив. Она взяла его в заложники.
– Что?
Такого не было. Просто никогда такого не случалось. Заложники – это человеческие игры.
– Вампирша требует переговоров. Она хочет суда… надеется выпутаться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});