Вера Петрук - Чужая война

Привлечь внимание столичной дамы старались не только военные. Терезу окружал тесный круг драганов-аристократов, сосланных в Сикелию Канцлером. Они громко ругали жару и местные нравы и превозносили мудрость и славу императора. Эти драганы очень хотели домой, но халруджи сомневался, что Тереза была тем человеком, который мог им помочь. Элджерон Регарди был осторожным политиком и предпочитал держать людей, которые хоть раз стали причиной его беспокойства, на расстоянии.

Войдя в залу, Арлинг отстал, позволив Сейфуллаху одному радостно приветствовать хозяйку вечера. На то были веские причины. Во-первых, каждый драган был негласным напоминанием о его прошлой жизни, а во-вторых, оставаясь в стороне, он мог незаметно изучить собравшихся и выделить тех, которые могли принадлежать к секте етобаров.

Пока Сейфуллах веселил Терезу и ее подружек пошлыми анекдотами, Арлинг незаметно обошел все покои, насчитав в них примерно пятьдесят человек. Тех немногих слуг-кучеяров, которые разносили напитки, он изучил особенно тщательно, но ничего подозрительного не обнаружил. Большинство слуг Тереза привезла с собой из Согдарии. Они стояли на вытяжку у стен, готовые исполнять приказы по первому шевелению бровей госпожи. У всех было оружие — мечи и шпаги, даже у женщин. Когда Арлинг встал впереди одного из драганов, загородив обзор, его вежливо попросили отойти в сторону. И хотя наемники старались вести себя как обычные слуги, Регарди был уверен, что Тереза привезла с собой Жестоких. Императорские элитные войска, когда-то покорившие Сикелию, сейчас переживали не лучшие времена, и охраняли не только членов императорской семьи, но и гранд-лордов — за определенную плату. Все указывало на то, что Тереза не очень доверяла гостям, раз привезла с собой столько телохранителей.

Решив, что етобаров среди Жестоких быть не может, Арлинг взял блюдо с виноградом и вклинился в тесные ряды драганов, стараясь не поднимать голову и не упускать из внимания Сейфуллаха. Между тем, молодой Аджухам не терял времени даром и уже обнимал Терезу за талию. Регарди слышал, как его пальцы гладили золотую чешую, украшавшую ее пояс. К тому, что мальчишка шептал на ушко согдианской даме, он не прислушивался, но, похоже, госпожа Монрето ничего против не имела. Пара отошла к дальнему окну, расположившись между декоративной вазой и тумбочкой с благовониями, случайно или намеренно выбрав именно то место, где для трех людей будет уже тесно, а для двух — в самый раз.

Покружив вокруг них и убедившись, что виноград ни Сейфуллаха, ни Терезу не интересовал, Арлинг нырнул в море изнывающих от жары гостей. Етобар мог скрываться под любой маской, поэтому он останавливался перед каждым, предлагая лакомство и вежливо интересуясь, чего бы дорогой гость хотел отведать. Все пожелания он передавал слугам-кучеярам, которые приняли его за человека из свиты госпожи Монрето и вопросов не задавали.

Иногда халруджи чувствовал на себе пристальные взгляды Жестоких. Тогда он принимал скучающий вид, периодически поворачивал голову в сторону Аджухама и громко вздыхал. Наблюдатель со стороны должен был понять, что он торчал тут не по своей воле, а исключительно по прихоти хозяина, который велел ему прислуживать гостям госпожи Монрето. Что творилось в головах у Жестоких, Арлинг не знал, но, по крайней мере, они не вмешивались.

Сосредоточившись на скрытом оружии, Арлинг уделил пристальное внимание военным, но запаха стали ни от одного не почувствовал. Вояки честно сдали оружие при входе, как и просила хозяйка вечера. Зато чиновники и торговцы изобиловали спрятанными в поясах и сапогах кинжалами и стилетами. Очевидно, они теснее, чем военные, общались с кучеярами и переняли у местного населения кое-какие, не совсем честные привычки. Одну даму, в прическе которой был спрятан кинжал, халруджи изучил особенно тщательно. Но драганка оказалась дочерью наместника Самрии, к тому же полностью увлеченной своим кавалером — командиром одного из полков регулярной армии. Евгениус, так звали офицера, недавно вернулся из Согдианы и с увлечением делился последними придворными новостями.

Судя по его рассказу, за последние девятнадцать лет в столице ничего не изменилось. Император по-прежнему сочинял стихи, изредка появляясь на церемониях и собраниях Совета Гранд-Лордов. Согдарией все так же правил Канцлер, не уставший от маски Бархатного Человека. Последний год был неурожайным, и в стране царила смута, которую умело подогревал принц Дваро, не терявший надежды вернуть трон и корону. Хрупкое перемирие с арваксами должно было вот-вот нарушиться, отношения с Шибаном испортились, а слухи о захвате Балидета добавили масла в огонь политического горнила Империи. Канцлер грозился лично приехать в Сикелию, но все знали, что старик не посмел бы оставить континент, так как его отсутствием непременно воспользовался бы негодяй Дваро.

— Он все еще Бархатный Человек, тот самый, — продолжал Евгениус, воодушевленный тем, что оказался в центре внимания. Последние слухи из столицы были интересны всем. Подошли и Тереза с Сейфуллахом. Монрето согласно кивала, а Аджухам недовольно вздыхал, потому что Согдария его сейчас интересовала меньше всего, но приходилось делать заинтересованный вид.

— Одной рукой подписывает приказ о твоей награде, а другой — письмо Педеру Понтусу о твоей казни. Армия его любит, церковь уважает, народ боится. Но, — Евгениус сделал театральный жест, приложив руку к сердцу, — потеря сына сильно сказалась на его здоровье. И хотя ни при дворе, ни на людях он ни разу не дал повода усомниться в его силах, все знают о штабе врачей, которые дежурят в доме Канцлера. Говорят, старая отрава дает о себе знать, но кто-то считает, что его убивает безнадега. Тылы Канцлера ничем не прикрыты. Еще лет десять он продержится, но потом…

— А потом наступят следующие десять лет, и Бархатный Человек покажет, что под мягкой тканью скрываются стальные мышцы! — голос Терезы прозвучал неожиданно громко. — Евгениус, с каких пор ты стал таким ворчуном? Элджерон нас всех переживет, к гадалке не ходи. Помнится, лет так пятнадцать назад многие говорили о том, что еще немного и Канцлер рассыплется, как старый лист бумаги, но где они сейчас, те, кто так говорили? Одни поменяли доброе имя на презренный титул каргалов, а другие давно гниют в могилах. Давайте выпьем за здоровье нашего старика! Чтобы ему еще сто лет править!

«С каких пор ты так полюбила Канцлера, Тери?», — с удивлением подумал Арлинг, прислушиваясь к тому, с каким энтузиазмом наполняли кубки драганы, собираясь чествовать Бархатного Человека, который для многих стал причиной ссылки в Самрию. Лицемерили или настолько соскучились по Согдарии, что хотели вернуться домой любым способом?