Владимир Пекальчук - Нелегал

— Видела. А ты попался еще раз. Вампиров не существует, но на мое предположение ты ответил искренне, так, словно не сомневался в их существовании. Я не знаю, кто ты, но полагаю, что ты очень многое скрываешь.

Маг тяжело вздохнул:

— Да уж, с названием страны я прокололся. Ловко ты меня раскусила.

— Ну ведь я же будущая журналистка, как–никак.

— Не знаю, что это значит, но звучит как–то нехорошо. Зловеще. Но и ты тоже не слишком осторожно поступила. Заподозрила во мне чужака — а пришла одна. Стража, полагаю, уже окружила дом?

— Стража? Ты сказал — стража?

— Да, а что?

— Слово вышло из обихода давно. Теперь вместо нее — «полиция». Но ты и этого не знаешь, употребляя старые слова. И — нет никакой стражи, нет полиции. Я никому не сказала о тебе. Правда, чуть–чуть подстраховалась, сообщила дома, куда еду. А кроме того — у меня твой пистолет.

Тирр уже успел заметить, что Марго держит правую руку за спиной. Теперь ясно, почему.

— Кажется, знаю, о чем ты. Это оружие?

— Да. Причем такое оружие, которым хрупкая девушка может легко убить нескольких сильных мужчин. На расстоянии.

Маг невесело усмехнулся, подумав про себя, что предыдущему владельцу оно не помогло, вслух сказал:

— Ладно. Ты меня разоблачила. Не так–то это было и сложно, видимо. Не могу понять только, почему не сообщила полиции, если знаешь, что я чужак.

— Положим, в русском языке «чужак» еще не значит «враг». Мне кажется, ты хороший человек. Не знаю почему, но ты мне нравишься, и я хочу помочь тебе. Но для этого ты должен рассказать мне правду.

Тирр устало опустился на стул, лихорадочно соображая. Марго села напротив, положив руки и пистолет на стол, и заглянула ему в глаза:

— Теодор, ты можешь мне доверять.

Он снова усмехнулся, сожалея лишь, что собеседница не понимает всей комичности сказанного ею. У илитиири нет собственного слова «доверять», если изредка они говорят о доверии, то заимствуют соответствующее слово из языка поверхностных эльфов. Что ж, терять уже нечего, осталось лишь два пути: рассказать Марго правду или убить ее, сведя на нет практически все достижения, кроме языка, и лишившись убежища.

— Похоже, у меня и выхода другого нет. Хорошо. Ты знаешь о том, что план бытия, в котором ты живешь, не единственный? Есть множество, мириады других миров.

— Идея параллельного мира мне знакома. Но это — только лишь допущение, такое же невероятное, как и существование вампиров. Фантастика.

— Ничуть не фантастика, ни одно, ни другое.

— Вот как? Ты утверждаешь, что ты — пришелец из параллельной вселенной?

— Я не утверждаю, что я пришелец, я и есть пришелец.

— И как ты сюда попал?

— Через магический портал, как же еще?

Марго скептически склонила голову набок:

— То есть, теперь я должна поверить еще и в магию? Ее не существует! Я просила рассказать мне правду, Теодор, а не выдумывать еще более невероятную ложь.

— Если бы магия не существовала, в твоем языке не было бы такого слова.

— Это вымысел. Сказки для детей… и не только.

Маг молча использовал заклятье невидимости и исчез, не говоря ни слова и потешаясь, глядя, как глаза девушки расширяются от удивления.

— Теодор? Ты тут? Куда ты делся?

— Протяни руку к тому месту, где я был, и коснись меня. Я сижу на этом же стуле. Заклятье невидимки. Теперь веришь в то, что я маг?

Марго осторожно нащупала руку Тирра.

— Офигеть. Так ты правда из… другого мира. Еще и маг. Появись обратно, пожалуйста, а то мне как–то не по себе.

Он развеял заклинание, подумав при этом, что если в этом мире действительно нет магов, то Тирр Волан из несуществующего уже дома Диренни не просто величайший маг мира, а вообще единственный. От открывшихся перспектив захватило дух.

— А что ты еще можешь?

— Как–нибудь покажу, если к тому времени ты меня еще не выдашь. Много чего. Но это требует огромных сил, так что я не использую магию без крайней надобности.

— Ну конечно же, я тебя не выдам! — горячо воскликнула Марго, — с какой стати мне тебя выдавать?!

— Например, с той же, с которой люди не любят магов. Они везде их не любят, хоть там, хоть тут. Иначе на мой вопрос, не выдашь ли ты меня, ты бы ответила что–то вроде «а чего тебе бояться–то»?

— Ну, понимаешь, главная проблема в том, что ты один такой на весь мир, если только кроме тебя нет других гостей…

— Исключено. Портал ведет в случайный мир, большинство из которых вообще имеет другие законы природы. В таких мирах я бы не то что умер, а вообще исчез. Это был огромной риск.

— А почему ты тогда вошел в него?

— Почему–почему… Да убили бы меня, причем не самым приятным образом. Терять уже было нечего, даже моментальная гибель была бы предпочтительнее. А то, что я попал в обитаемый мир, удача просто невероятная.

— Да уж… Ну так вот. Твоим магическим даром хотели бы располагать очень многие. И они не остановятся перед тем, чтобы разрезать тебя на кусочки и посмотреть, как ты устроен внутри, узнать, как ты колдуешь, и самим научиться. Но я тебя не выдам.

Тирр кивнул:

— Не сомневаюсь. Ты хочешь, чтобы я служил тебе?

Марго покачала головой и улыбнулась, но это была не холодная, торжествующая улыбка, как у женщин его народа, а другая, мягкая и располагающая.

— Нет, Теодор. Я просто предлагаю тебе свою дружбу.

***

Воскресенье выдалось погожим. Ледокол вместе с Анастасией посетил ресторан, а затем свозил ее по книжным магазинам.

— Знаешь, Настя, я вот все не могу избавиться от мысли, что ты… особенная, — флегматично заметил старый авторитет, кладя на заднее сиденье пакет с несколькими книжками.

— В самом деле? — лукаво стрельнула глазами та, — и почему же?

— Потому что все, которые были до тебя, просили свозить их по бутикам и ювелиркам. Ты первая, кого книги интересуют больше побрякушек.

— Юра, это потому, что побрякушки ты и так мне даришь. Не то чтоб я не любила украшения с красивыми камешками, но у меня всего два уха и одна шея. А носить по три кольца на каждом из десяти пальцев и по пять–шесть цепей, как черные рэперы, безвкусно до невозможности.

Ледокол улыбнулся. Настя в свои двадцать два, помимо утонченной красоты, в избытке обладала тем, чего у прежних своих женщин старый авторитет никогда не замечал, а именно — недюжинным и острым умом, и на этом список ее достоинств еще не заканчивался. Будучи почти в три раза старше, он влюбился в студентку, подрабатывавшую барменом в одной забегаловке недалеко от клуба, словно ее ровесник, и при этом верил, что является для Насти кем–то большим, нежели обычный немолодой папик с толстым кошельком. Конечно, Ледокол лишился наивности очень давно, даже раньше, чем девственности, и розовой мечтой о взаимной любви себя не обманывал, однако Настя попросту не дала ему ни единого повода подозревать, что ее мотивы исключительно меркантильны. Даже слежка, которую авторитет устроил за своей молодой любовницей в течение недели, ничего не дала: если у Насти и был кто–то еще, то она ухитрилась скрыть это даже от умудренного жизнью старого уголовника, что сам Ледокол считал предельно маловероятным.