Ирмата Арьяр - Белое пламя
Так почему горы не приняли ее жертву? Почему она снова в ненавистной пещере Бирюзового Лепестка?
— Но договоры не выполнены, — плакала Онриль, рассказывая. — Горы наказали нас. Дигеро не дал тебе имени, а ты не понесла, несмотря ни на магию леди-риэнны, ни на наши ритуальные зелья.
— Разве можно определить это с одной ночи?
— Тебя смотрели духи рода Этьер. И риэнна Зарина, и риэн Индар не смогли получить ни единой зацепки, чтобы взять тебя в свой дом, когда старшая жрица Кларитас не признала ваш брак и потребовала вернуть тебя.
Неота провела ладонью по обнаженному животу. Сглотнула горький ком в горле. Пустоцвет.
— Поэтому ты снова здесь, дочка, — вздохнула Онриль. — Теперь я не знаю, что будет. Все стало еще хуже.
— Но я уже не вещь храма! — возразила неота. В душе поднимался гнев.
— Не вещь. Но ты разделила свое первое ложе в храме Лепестка, таково было условие синтов, и по традиции нашего народа ты теперь пария и наша жрица.
Неота словно впервые увидела свою мать. Желтые глаза Онриль сияли торжеством. Все ее слезы и всхлипывания оказались притворством!
— Ты! — хрипло вскрикнула девушка, вскакивая. Ее нагое, расписанное рунами тело засияло в приглушенном свете грибных нитей, покрывавших стены пещеры. — Это ты! Никакой не гнев гор, а только ты, Онриль! Ты сделала так, чтобы не было ребенка, ты сделала так, чтобы я стала жрицей!
Желтые глаза вспыхнули.
— Да. Это я. Ты — все, что у меня есть, и я никому не дам тебя отобрать. Никому. Ни храму, ни лорду, ни твоему отцу. Даже если он когда-нибудь вернется, будет поздно. Он никогда тебя не найдет, не отберет у меня. Никто не отберет. Теперь ты будешь рядом, дочка. Всегда будешь рядом. Ты моя девочка, все, что у меня есть…
Она сумасшедшая, — отшатнулась неота от ее протянутых рук. Та, кому она доверяла, кого любила, — оказалась такой же сумасшедшей, как Отраженная Саэтхиль. Это проклятие недр. Черных недр гор.
— Доченька! — всхлипнула несчастная женщина. — Я же люблю тебя. Я же все делаю только ради твоего блага!
Неота прижалась к самой стене. Острые грани необработанного камня впились в ее обнаженную спину. Нельзя спорить с сумасшедшими. С ними нужно обращаться как с ушайдами в их логове: осторожно и ласково. Делать вид, что ты одна из них, ничем не отличающаяся.
— Да, мама. Мы потом поговорим об этом. Ты слышишь? Там что-то происходит.
— Ах, не обращай внимания. После смерти Саэтхиль в храмах постоянно кричат. Многие недовольны, что власть перехватила Ларитис. Чем она лучше остальных? Ключей от гор в ее памяти еще меньше, чем даже у меня.
Ключами гор жрицы называли шифры порталов. Знала бы мать, сколько их хранится в памяти неоты! И девушка порадовалась, что в свое время вняла совету отца и ни с кем не делилась знаниями.
Шум за стеной усилился так, что стали различимы слова.
— Вы не смеете! — гомонили в главном зале храма визгливые голоса жриц. — Вейриэны не вмешиваются! Лорды не вмешиваются! Это нарушение договора! Наши традиции!
— Молчать! — снова раскатился грозный рык, в котором неота с изумлением опознала голос Таррэ. — Где она?
Голоса приближались, и неота потянулась к стопке сложенной одежды, но надеть ничего не успела. В окованную, закрытую изнутри храма дверь последовал мощный удар, и створки разлетелись, как скорлупки ореха.
Вейриэн выглядел как бог гроз. Его черные волосы стояли дыбом, белая прядь выглядела как молния, глаза сияли белым светом, а на руках искрились голубые молнии. За ним семенили перепуганные синтки, а одна из них, одетая в ритуальный балахон старшей жрицы, пыталась перебежать дорогу белому воину.
— Я сейчас тут все разнесу к демонам! — прорычал Таррэ. И голубая молния, сорвавшись с пальцев, полетела к своду, сбив для наглядности небольшой сталактит. — Плевать я хотел и на традиции, и на договоры! Они не для моего случая. Я сейчас не представляю тут ни лордов, ни вейриэнов, только самого себя. Так где она?
— Я не понимаю, о ком ты говоришь, чужак! — срывая голос, визжала Ларитис. Вот уж чего у нее не отнять — бесстрашия. Либо глупости. — Хватит нас пугать в нашем доме!
— Ты прекрасно все понимаешь, подгорная крыса! — В свод полетела еще одна молния, брызнуло каменное крошево осколков. — Такая девушка одна-единственная на всю вашу крысиную стаю. Где она, ваша голубоглазая Безымянная?
Мать неоты непроизвольно охнула, отступив в нишу и прикрыв собой дочь. Таррэ повернул голову на звук.
В следующее мгновение он, отодвинув застывшую как статуя Онриль, вытащил из-за нее обомлевшую от происходящего неоту. Нахмурился, окинув взглядом ее разрисованное светящимися рунами нагое тело, снял с себя черный плащ лорда и укутал девчонку. Обвел грозным взглядом притихших жриц, к которым присоединились и другие жители Лепестка, сбежавшиеся на шум.
— Все собрались? Отлично. Тогда слушайте, я напомню вам о ваших же традициях и о вечных законах гор, синты. Любой признанный мастер своего дела может взять ученика и стать его наставником.
— Взять, если дадут! — взвизгнула Ларитис, сжав в кулаке ритуальный восьмигранный кинжал.
Таррэ и бровью не повел, но мерцание вокруг его фигуры и стоящей рядом растерянной неоты усилилось.
Жрице возразил глава Бирюзового ювелирного дома, старый синт и мастер Тириэ:
— Это общая традиция гор, Ларитис. Если ученик еще несовершеннолетний, за него дает согласие его семья, и ученик отторгается от породившей его семьи. Если ученику исполнилось шестнадцать лет, он вправе решать сам.
Таррэ кивнул, положил тяжелую руку на плечо неоты, притянув к себе поближе.
— Я рад, что тут не все так безнадежны. Так пусть меня услышат все Белые горы. Я, мастер меча и магии Таррэ фьерр Антаре, беру в ученицы эту женщину…
— У нее даже нет имени, а все безымянные — вещи храма! — перебила воинственная Ларитис.
— …беррру в ученицы эту женщину… — прорычал Таррэ еще громче. Так, что в пещерах раздалось гулкое эхо. — Которую Белые горы знают как единственную дочь синтки Онриль и вейриэна Грэмира. Этого, кстати, достаточно для того, чтобы считаться длинным именем, так как по закону имя должно определять сущностное различие и служить для опознания. Так что вы тут совсем ослепли и оглохли, если считаете, что у безымянных нет имен. Имена есть у каждого рожденного, и горы их знают.
Потрясенные синты примолкли, даже Ларитис разевала рот, как рыба, но ничего не могла возразить. Уже спокойнее вейриэн продолжил, взглянув на неоту сверху вниз:
— Ты согласна стать моей ученицей и войти в мою семью, единственная дочь синтки Онриль и вейриэна Грэмира?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});