Ирина Котова - Королевская кровь-4

— Думаешь, тебя так выживают, чтобы поскорее уехала? — спросила я ехидно.

— Что?!! — крикнула она.

— Держись, Поля, — я повысила голос, — видишь, как получается, подарок для Васи, а страдаем мы.

— Язва, — беззлобно буркнула она и отключилась.

Вечером я аккуратно отклеила повязку, промыла татуировку теплой водой и смазала ранозаживляющим. Полюбовалась на себя, хотя пока выглядело это ужасающе. При нанесении было больно — то ли я отвыкла от боли, то ли кожа в этом месте такая нежная, но мне показалось, что я легче перенесла месяц мучений на спине, чем набивку одного небольшого рисунка.

Старый мой мастер смотрел на меня с удивлением и ворчал, что никак не верит, что девушка с розовыми волосами и совсем другим лицом, которую он помнил, и я — один и тот же человек. Пока я не показала ему спину. Он удовлетворенно хмыкнул и успокоился.

— Свою руку я всегда узнаю, — сказал он гордо, заправляя аппарат, — чудно, конечно, но чего не бывает на нашей Туре.

Катя, на удивление, не отказалась и выбила себе на запястье йелллоувиньский иероглиф. «Свобода». Прямо поверх шрамов. И, в отличие от меня, не шмыгала носом.

Я не стала комментировать — видимо, после побоев мужа для нее это не было болью. Да и у каждого свои способы борьбы с личными демонами. Я только надеялась, что рядом когда-нибудь появятся иероглифы «Счастье» и «Любовь».

После ужина я позвонила Мартину. Как-то странно было провести целый день, не поговорив с ним — тем более, что повод имелся.

— Привет, ваше высочество, — сказал он своим глубоким низким голосом. — Жива?

— После такой реанимации умереть было бы невежливо по отношению к тебе, — хмыкнула я и прислушалась — кажется, в трубке раздавались тихие мужские голоса. Любопытство взяло свое. — А ты где?

— Слышу типичные интонации ревнивой жены, — смешливо сказал барон, — еще немного и готова будешь под венец. С друзьями, пьянствуем у Алекса.

— О! — обрадовалась я. — Как раз! Мартин! Хороший мой! Ты ведь меня любишь, да?

— Я уже боюсь, — с нотками паники произнес он, — что, для тебя надо кого-то убить? Ты так подлизываешься только когда хочешь попросить о чем-то непотребном.

Я рассмеялась.

— Все прилично, клянусь.

— Жаль, — сказал он вкрадчиво, — я как раз думал, что у меня как-то все до неприличного правильно в жизни.

Я в очередной раз отметила, как же он хорош с этими своими соблазняющими перекатами. Да, у кого-то фетиш плечи или глаза, а у меня, видимо, голос.

— Не отвлекай меня, — строго произнесла я, и он удовлетворенно хохотнул, — потом отработаешь совращение невинных дев. Мартин?

— Да, Марина? — с великосветскими интонациями вторил мне он.

— Моя Катя хочет просить Александра Данилыча о работе. Ей очень нужно, Март!

Он помолчал, потом, видимо, вышел куда-то — голоса мужские пропали, и уже серьезно проговорил:

— Девочка моя, ты в курсе, что она — темная?

— Еще со школы знаю, — упрямо и обиженно сказала я. — Ты же общался с ней, Март. Видел, какая она.

Он вздохнул.

— Дело в том, что у Алекса пунктик по поводу темных, Марин. Как у нас всех. Никто не знает и предугадать невозможно, в какой момент одна личность подменяет другую. Это все равно, что держать рядом с собой бомбу — может рвануть в любую секунду.

Я расстроилась — и потому, что он говорил о моей Катьке, и потому, что впервые, наверное, не согласился помочь сразу, по первому слову.

— Она ходит в храм регулярно, отмечается. У них в семье никаких таких случаев не было. Мартин, — я уже почти умоляла, — ее очень обижал муж. Я не могу всего рассказать, да и это не должна была говорить, если честно… но ей очень нужно, правда. У нее есть магический дар, она с детства хотела учиться в Университете… Мартин! Ну Мааарт!

«Как мороженое выпрашиваешь у взрослого».

— Чувствую себя мерзавцем, лишающим ребенка сладкого, — сказал он со вздохом. И опять в унисон с моим внутренним голосом. — Будет тебе сладкое, девочка моя. Если Алекс не согласится — возьму ее к себе, давно мечтаю о хорошенькой помощнице — а то при взгляде на моих грымз из ученого совета во рту кисло становится. Поговорю, Марин.

— Ты мое чудо, — с чувством произнесла я. — Как я тебя обожаю!

— А ты мое наказание, — ответил он со смешком. — Но я тоже тебя люблю, Марин.

Барон фон Съедентент произнес последние слова, уже заходя обратно в гостиную, и на мгновение его друзья затихли, с недоумением глядя на него.

— Что? — сказал он, залпом допивая отставленную ранее кружку с пивом. — Вики, ты во мне дырку сейчас просверлишь, а я тебе пригожусь целеньким.

— Ничего, — буркнула она, закинула ногу на ногу и аккуратно отпила из бокала. Мартин немного полюбовался на эти ноги, провел взглядом выше — по мягкому платью, всем изгибам фигуры к крупной груди, наткнулся на ледяной взгляд волшебницы, сделал невинные глаза и двинулся к столу. Макс уже потерял интерес и скучающе посматривал в сторону книжного шкафа, а вот Алекс глядел насмешливо, словно спрашивая «Ты это специально, да?»

Барон сделал непонимающее лицо и потянулся к бутылке — налить себе еще.

— Кстати, Данилыч, — заметил он небрежным тоном, — я начитался предсказаний о конце света и, похоже, заразился вирусом прорицательства. И вот было мне только что видение, что на неделе предстоит тебе встреча со знатной красавицей, которая сделает тебе заманчивое предложение.

— И что? — серьезно спросил друг. — Соглашаться?

— Соглашайся, — подтвердил Март весомо и плюхнулся в кресло. — Даже если тебе сначала захочется ее убить.

Алекс глянул на него с азартом, со своим фирменным «охотничьим» прищуром, но блакориец развел руками — мол, сказал все, что видел, не обессудь.

— Может, к делу перейдем наконец? — нетерпеливо прервал их пантомиму Тротт. — Мартин, изложи, что прочитал. Только коротко.

— Да, мой рыжий господин, — издевательски протянул фон Съедентент, доставая из кармана блокнот, и инляндец поморщился, — внимайте. Хотя упоминаний о конце света совсем немного, увы. В книге Триединого о конце мира говорится как о битве добра со злом, что и следовало ожидать. Но нас обнадеживают после всех страшилок о реках крови и багровых закатах, что наступит потом эра покоя и процветания. Правда, не уточняется, здесь или на небесах будем мы наслаждаться этим покоем. Конкретики никакой. Зато много о «темных временах» перед концом света — угадайте, что обещали? — он обвел друзей торжествующим взглядом и прочитал: «Так множе греха буде на Туре, что павшие от стыда великага не сможиши в земле лежати и восставши, дабы видом своим в смущение вводити живых, и будет имя тому: божья наказа. И обратно вертетеся токма после битвы великой коей быти по скончанию мира».