Вихрь Бездны (СИ) - Ольга Ружникова
Гроза — настоящая! — это хорошо. Это — не тысячелетняя толща холодного камня над твоей головой!
— Готовься! Сейчас!
Элгэ угадала верно. То ли, как змея, почуяла человечье тепло, то ли агнцы Творца подсказали. Вместе с голубями.
Из-за поворота девушка осторожно выглянула сама. Октавиану не доверила.
Стражи застыли шагах в пятнадцати от незваных гостей. Открытые кирасы — бей не хочу в шеи. Умеет ли Октавиан метать кинжалы? Плох тот сын мидантийца, что не умеет. Мальзери положено мастерски владеть кинжалом, стилетом, ядом, удавкой. Как илладийцу — шпагой и дагой. На то они — Мальзери и илладийцы.
Шорох рядом — Октавиан тоже оценил врага. А все предыдущие шуршания и шебуршания существовали лишь в воображении Элгэ. Ей себя и напарника слышно, врагам — нет.
Диверсанты нырнули обратно. Илладийка ткнула кинжалом в точку на стене, указав на себя, потом — правее. И кивок в сторону Октавиана.
Его подбородок согласно мотнулся вниз.
Какие отчаянные у парня глаза! Больные.
Убивал ли он прежде? Не только в спину, вообще?
— Это — враги, — беззвучно прошептала Элгэ.
Юноша вновь кивнул. С тем же выражением глаз.
Больше нет времени. Если не убивал — убьет сейчас.
Два согласных шага. К повороту — как к обрыву в омут. И как в танце. Она обещала научить Октавиана илладийским танцам. А теперь им больше не танцевать обоим. Никогда.
Два взгляда. Коршуны выбирают добычу. Короткий свистящий полет. Только бы Октавиан не промахнулся!
Неловкое, подрубленное падение двух тел. Тоже танец. Левое — раньше, правое — следом.
Быстрее!
Бесшумно или гремя не хуже закованных мертвецов, Элгэ и Октавиан ринулись вперед. Забрать у трупа оружие — не мародерство.
Пистолеты. Очень хорошо! Просто отлично. Удастся подороже продать жизни.
Кирасы и каменный пол встретились — отнюдь не шелестом осенней листвы. Но не слышно ничьих шагов, кроме собственных. Будто Элгэ и Октавиан здесь одни. Только они и пение.
Нет, не так. Они и речитатив — заглушающий всё и вся…
И еще — нечто просыпается в глубине давно мертвого города. Город умер, а тварь — жива. И очень голодна. Она слишком давно голодала, чтобы теперь удовлетвориться жалкой подачкой…
Девушка бешено встряхнула головой. Лучше не думать, чьи это мысли!
Творец милосердный и всемогущий, откуда Элгэ, дочь Алехандро Илладийского, знает всё это? И зачем ей такое знание⁈ Лучше бы его не было! Вместе с тварью, что столько веков безопасно продрыхла в толще древнего храма!
Творец милосердный, а вдруг ты тоже спишь? Только тебя не удастся разбудить?
«Если поймешь, что я — уже не я…»
Солнечный диск холодит кожу. Творец спит. Если он вообще существует. Могущественное Зло есть однозначно, но это еще не значит, что в противовес обязательно найдется и Добро…
И словно в ответ, камень под ногами дрогнул в первый раз. Что бы там, в глубине, ни было — оно пробудилось.
2
В особняке жирного мерзавца Гуго у Элгэ было время вспомнить всю жизнь, а здесь — нет. Коридор слишком короткий. Стрела летит — и то медленнее.
Обрыв коридора, за ним — новый виток. Последний. Об этом кричат и бешено колотящееся сердце (будто оно раньше молчало), и бьющее в уши мертвое пение. А особенно — четверо солдат в кирасах. Стража у входа.
А еще под ногами ворочается здоровенная, оголодавшая за века тварь. Хотя она-то как раз ни в чём не виновата. Только в том, что хочет жрать.
Полсотни шагов. Нас — двое, врагов — четверо. Элгэ не выстрелить с двух рук — пистолеты тяжелы, а женской силе есть предел. Точнее, выстрелить-то можно, а вот попасть в сердце или в голову…
Октавиан? Илладийка не спросила, насколько хорошо он стреляет с левой. И стреляет ли вообще.
Почему эти не замолчат? Почему до свихнутых кретинов не доходит, что их могильные завывания для подземной твари, как красная тряпка для быка⁈
Быки, коррида, Илладэн… Вишневые сады и гранатовые рощи… Милосердный Творец, помоги убить тех, кто хочет, чтобы Диего больше никогда не увидел Илладэна!
— Элгэ, что будем делать?
Шепот еле уловим даже тебе самой. Значит, не вздрагивай. Стражам за углом не слышно точно.
А вот выстрелить и одновременно метнуть кинжал Элгэ не сумеет. На шум из-за поворота выскочат те, поющие. И наверняка они способны не только выть! У змей просто обязаны быть ядовитые жала…
И ладно еще, если за углом только певцы древних склепов и голодных тварей. А если в придачу десяток солдат?
А если здесь, в подземелье, их — сотни⁈ И они сейчас на шум со всех сторон…
А если небо обрушится на землю, а земля полетит в огненные тартарары, паникерша?
— Стреляем на счет три. Раз, два…
А уцелевшим — по кинжалу за ухо!
Дикий грохот, заложила уши отдача, бьет в нос острый запах, слезятся глаза. Горелый порох, дикий вопль впереди…
Кто попал — Элгэ, Октавиан или оба? Или…
Двое врагов — на полу. Один — неподвижен, второй корчится.
Двойка уцелевших вскидывает пистолеты. Медленно-медленно, как в сонном мареве… Элгэ с Октавианом тоже еле шевелятся — да что же это с руками?
Из-за спин шакалов выплывает некто в черном. С жезлом, или что там у него палкообразное в руке — орудие восточного боя?
Кинжалы летят во вражеские морды. Элгэ и Октавиан, пригибаясь, ныряют назад — за стену. Кажется, одновременно. Оба — со скоростью сонных мух на солнцепеке.
И могильная тишина. Только пуля свинцовым кинжалом срезала илладийке прядь лохматых волос. У самого виска. А вторая сбила со стены мелкий камешек на голову Октавиана.
Не продохнуть от горелой вони… Ничего, терпимо.
Живы! И даже не ранены.
Почему так тихо? Пули не свистят, враги не орут, и тела валятся абсолютно бесшумно. Как там, на площади…
Вернется слух? Должен.
За черной фигурой ворвалась вторая, третья, а за ними — оглушительный мир звуков. Лязга, воплей и стонов. Рева, топота и проклятий. На эвитанском.
— У тебя есть еще кинжал? — проревел Октавиан в самое ухо.
Элгэ опомнилась. У жрецов — нет пистолетов, и чернорясники не взяли оружие мертвых. Просто переступили через тела. Выхватывая из-под угольных хламид кривые, восточные ножи.
Судя по лицу Октавиана — он повторил вопрос дважды. Или просто так кажется? Уже неважно.
— Держи!
А оставшийся — пригодится самой.
Два силуэта в черных сутанах споткнулись. И завалились: один —
