Гнев богини Геры - Тимоти Боггс
Геракл откинулся на спинку кресла, положил ногу на ногу и задумчиво уставился в окно.
— Во-первых, я скажу тебе точно, — произнес он. — Ты не умрешь.
— Видишь? — обрадовался Голикс. — Я ведь говорил тебе.
— Я хорошо теперь знаю, что там происходит.
Голикс усмехнулся:
— Видишь? Я говорил тебе.
Взгляд Геракла заставил его замолчать.
— Во-вторых, Цира, ты должна вернуться назад.
— Видишь? — как попугай, повторил Голикс. — Я… Что?
— Что? — эхом отозвалась Цира. — Голикс, где нож?
Геракл снова цыкнул на них, на этот раз нахмурив брови, отчего молодые люди испугались и бросились в объятия друг друга. Впрочем, сделали это осторожно, потому что ребра Голикса еще не зажили.
Взгляд Геракла снова вернулся к окну.
— Где Беа? Что с ней случилось?
— Она ушла после моего появления, — будничным тоном ответила Цира, голова которой лежала на плече Голикса. — Она стала ему не нужна.
Геракл что-то проворчал.
Она подняла голову:
— Почему ты говоришь, что я должна вернуться? Известно ли тебе, что случится со мной, если я это сделаю?
— Да.
— Тогда я умру!
— Знаю.
Цира попыталась сесть прямо и неловко оперлась ладонью о грудь парня. Тот сразу же открыл рот в беззвучном крике.
— Вот я и не пойду.
— Ты пойдешь, — сказал ей Геракл.
— Голикс, где этот проклятый нож?
Голикс ахнул; больше он ничего не мог сделать.
— Ты обязательно должна вернуться, — спокойно сказал девушке Геракл. — Лишь тогда я смогу тебя спасти. И нас тоже.
— Ничего, — пробормотала она, переползая через ноги Голикса. — Я возьму его сама.
На этот раз Геракл даже не потрудился взглянуть на нее. Он схватил девушку за руку и снова отпустил, потом схватил опять и сжал в безмолвном приказе, а сам уперся ногами в комковатый матрас и скрестил их в щиколотках.
Если ему повезет, он будет выглядеть более уверенным в себе, чем чувствовал в душе.
Как раз сейчас там вообще не оставалось никакой уверенности.
— Послушай, — сказал он. — Я знаю, что это тебя мало утешит, однако вся эта кутерьма в сущности, мало тебя касается.
Цира фыркнула:
— Ну, конечно.
— Умереть должен я, а не ты.
Голикс охнул от мучительной боли и сморгнул несколько слезинок.
— Конечно. Вместе со мной, — произнесла Цира и вздрогнула, когда Голикс охнул снова. Только тогда она осознала, что оперлась локтем на его ушибленную грудную клетку. Последовали слезные извинения, несколько умелых поцелуев и мужественные усилия парня стерпеть все это без новых криков.
«Клянусь богами, — устало подумал Геракл, — когда я найду тех, кто это сделал, им не поздоровится».
— Сегодня вечером, — сказал он, когда Голикс наконец получил достаточное утешение и Цира вновь стала слушать, — я намерен выяснить точно, насколько замешан во всем этом Тит. Не заговорщики. Это совсем другое дело, и я пока что не знаю точно, как это согласуется между собой. И вообще, мне предстоит выяснить, что знает сам Тит, а это я смогу узнать только поздно вечером. А до тех пор мы должны вести себя так, как будто ничего не знаем. Другими словами, выглядеть и действовать как обычно.
Цира открыла было рот, чтобы напомнить ему, что для нее в этой ситуации обычное поведение — прямая дорога к смерти, но передумала и закрыла рот.
Геракл улыбнулся ее смущению.
— Ты не знаешь меня, Цира, но должна мне довериться. Я не намерен позволить тебе умереть, да и сам умирать не собираюсь. — Он постучал себя пальцем по лбу. — Пока что я представляю себе достаточно смутно, что здесь происходит в действительности. Однако если я прав…
Он осекся.
Им совсем не нужно это слышать.
Им совсем не нужно знать, что если он все-таки прав, то избавление Циры от Клотона ей не поможет.
Все равно ей суждено умереть.
Иолай раздраженно отскакивал от очередной набегающей волны и проклинал тот день и час, когда он принял это злосчастное приглашение стать судьей на этом злосчастном состязании красавиц в этом злосчастном городе.
Он рассчитывал, что здесь будет интересно и забавно.
А получились ужас и тоска.
Он уже промок от морских брызг. Его левая нога болела, ударившись о выступ скалы, который он не заметил, потому что старался избежать волны. Ему совсем не нравились ни нависавшие над ним скалы, ни то, как глядят на него чайки круглыми черными глазами.
И еще он не мог взять в толк, почему Геракл отослал под каким-то пустячным предлогом Веницию.
Он прошел от рыбацкого причала вдоль берега и ничего не нашел. Как и ожидал. Его первая попытка оказалась неудачной, однако он был уверен, что святилище находится где-то здесь. Должно находиться. Если оно не невидимое.
«А почему бы и нет? — подумал он. — Невидимое, святилище так же вероятно, как и все остальное, что уже с нами случилось в эти странные дни».
С другой стороны, эти поиски, по крайней мере, позволили ему хоть немного отдохнуть от Вениции. Не то чтобы она была ужасной особой и все такое и не то чтобы ему нелестно ее внимание — нет, он совсем не прочь иногда проводить с ней время.
Однако ее мужская назойливость, мягко говоря, действовала на нервы. Словно он вошел в Фемон с мишенью на голове, и она исполнилась решимости попасть в яблочко. Не мытьем, так катаньем.
— Дружище, — пробормотал он, чуть отступил и уставился на каменную стену.
Здесь все выглядело мрачным — бурый камень, сверкающий брызгами, пятнами и полосками чаячьего помета, кучками водорослей, оставшимися после прибоя… Если это и было местное святилище Геры, то неудивительно, что она все время пребывает в паршивом настроении.
Волна лизала его подошвы.
Над его головой кричала чайка.
Более крупная волна захлестнула его выше щиколотки, он сердито повернулся, готовый схватиться за свой меч, но тут же опомнился и остановился. Абсурдно грозить морю оружием.
«Противное место, — решил он, — ужасно неприятное».
К тому времени как он добрался до первого, самого высокого из «зубов дракона», он был готов отказаться от дальнейших поисков. Его тень уже переместилась справа налево, и если он хотел вовремя вернуться в город до начала вечерних церемоний, ему надо было вскоре уходить с берега.
Волна ударила о скалы. Раздался крик еще одной чайки.
Послышался шум крыльев.
Иолай поднял голову и увидел прямо над собой крупную черноголовую чайку. Он пригнулся, инстинктивно взмахнул рукой и поморщился, когда почувствовал, что птица ударилась о лезвие.
— Замечательно, — пробормотал
