Романов. Том 4 (СИ) - Кощеев Владимир

Соколов слушал меня внимательно, не перебивая, а я продолжил, высказывая то, о чем давно уже думал, живя в этом мире.

— Да, Чувашия — небольшое княжество, но жители любят своих правителей, потому что они заботятся о населении, — произнес я. — И тут вы показываете, как некий московский род, и без того жирующий, тратит годовой бюджет Чувашии, чтобы провести один вечер с героем. И этот герой по жизни — бездельник и мот. И все заслуги его — он не самостоятельно, а по приказу государя, сподобился выполнить свой долг, защищая Русское царство.

Великий княжич улыбнулся, но промолчал, хотя я видел, что у него в голове родился какой-то комментарий по этому поводу.

— Вы думаете, зрители в Чувашии поймут это? В их глазах героями наш клуб не считается. И более того, я вам заранее скажу, что истинно достойные княжичи не получат на этой ярмарке тщеславия достойной цены. Потому что пока мы с вами веселимся и тратим деньги на «никому не нужные вещи», зарабатывая призрачный престиж в обществе, они работают над процветанием своей земли. Не по приказу царя, а потому что вот это — их долг.

Иван Михайлович смотрел на меня еще несколько секунд. Смотрел и улыбался, будто услышал что-то действительно смешное.

— Да, Дмитрий Алексеевич, — протянул он. — Не удивлен, что вас в обществе не особенно любили. Если вы так легко перечеркиваете заслуги перед Русским царством со стороны княжичей, которые уже поверили в свой героизм и исключительность, мне сложно представить, как бы вы уживались в Москве, если бы росли здесь.

Я пожал плечами.

— Суть общества — работать на благо страны, но большинство благородных семей, как вы сами заметили, относятся к своему долгу наплевательски. А при возможности даже Рюриковичи наперегонки несутся к врагу, чтобы он их купил поскорее — потому что предать ближнего у них в крови, они всегда так поступали. Вы говорите, что ваше мероприятие направлено на помощь пострадавшим, но хотите устроить пир во время чумы.

Соколов дернул щекой, но кивнул.

— Хорошо, допустим, вы правы, Дмитрий Алексеевич, хотя и говорите крайне неприятные вещи. Я ведь тоже — Рюрикович, — заметил он.

— Вы в любой момент можете вызвать меня на поединок чести, великий княжич, — пожал я плечами. — Но я считал, что вы гораздо разумнее, чем те, кто посмел поднять руку на царскую власть. И только поэтому мы с вами разговариваем.

— Вы бы проигнорировали мое предложение?

— В самом начале нашего общения вы сами упомянули — Измайлова тоже делала мне предложения. И где теперь Татьяна Игоревна? — поднял я бровь. — Так что простите, Иван Михайлович, но я даже не стану спрашивать мнения князя Романова о моем участии в вашем аукционе.

Он помолчал, задумчиво постукивая пальцами по столешнице. Я не торопил, перерыв еще был далек от завершения, да и оставлять разговор не оконченным, раз он пошел в таком ключе, было бы неправильно.

Для меня было удивительно, что сам Иван Михайлович не просчитал последствий своей идеи. Что, кстати, доказывало, что аукцион он придумал самостоятельно. Великий князь Выборгский такой ошибки бы не совершил — у министра иностранных дел за все время работы не было ни одного провала, и так лихо подставляться под удар общественного мнения он бы не стал.

Выходит, младшему Соколову дали набираться опыта самостоятельно. Набивать шишки собственным лбом, не прикрываясь отцом и связью с Кремлем. Полезный и, возможно, болезненный урок, но он явно Ивану Михайловичу был необходим.

А в том случае, если великий княжич со временем заменит отца на посту, подобная встреча с последствиями недальновидной идеи просто обязательна. В текущей обстановке, когда нужно крепить связи благородных семей с народом, показывать, насколько аристократия от реального населения на самом деле далека — очень большая ошибка.

— Что ж, — все еще пребывая в раздумьях, сказал Соколов. — Я не со всем согласен, Дмитрий Алексеевич, но здравое зерно в ваших словах имеется.

Я спокойно кивнул в ответ, дожидаясь продолжения.

— Вы подозрительно разумны для человека с вашей репутацией, — улыбнулся великий княжич. — И я рад, что решил начать именно с вас. Вы позволили мне избежать, возможно, политического самоубийства.

Вот теперь по его лицу было заметно, как до него постепенно доходит смысл моих замечаний.

— На вашем месте я бы подумал о том, почему в Римской империи такие мероприятия проводятся регулярно, а у нас нет, — сказал я. — И прежде чем в следующий раз вы решите скопировать чье-то историческое наследие, оцените, насколько оно соотносится с нашим менталитетом.

Соколов вздохнул, беря себя в руки.

— Хорошо, с аукционом мы разобрались, я его проводить не стану. Может быть, вы тогда посоветуете, какое мероприятие устроить вместо него?

— Если вы хотите произвести впечатление на неодаренных и при этом заставить благородное сословие раскошелиться, начните с того, что нас объединяет.

— Например?

— Вы наверняка знаете, что многие благородные под видом царских людей посещают ярмарки, — сказал я.

Иван Михайлович кивнул.

— И там есть замечательная вещь: выставка мастеров, на которой можно приобрести изделия из разных мест нашей страны.

— Вряд ли наше общество можно заинтересовать резьбой по дереву, — возразил Соколов.

— А это и не нужно, — ответил я. — Я не предлагаю вам повторить саму ярмарку. Ее и без вашего клуба любой желающий может посетить. Я даю вам идею, а уж как ей распорядиться — целиком ваш выбор и ваша же ответственность.

Великий княжич замедленно кивнул, после чего поднялся и протянул мне ладонь.

— Благодарю вас за беседу, Дмитрий Алексеевич, — произнес он с улыбкой. — Я не забуду вашей помощи.

Я встал и, ответив на рукопожатие, кивнул великому княжичу на прощание.

— Рад был помочь, Иван Михайлович.

И мы разошлись в разные стороны. Соколов направился к выходу из столовой, а я — к своей группе. Желудок напоминал, что пропускать приемы пищи не следует, но я уже видел, что на нашем столе меня ждет привычное мне меню.

Морозова не стала изменять своей традиции следить за тем, чтобы я как следует питался. Это была очень приятная и вместе с тем такая ненавязчивая забота, что я не мог сдержать улыбки, садясь на свое место.

— Благодарю, Виктория, — склонил голову я, прежде чем приступить к еде.

— Мне приятно о вас заботиться, Дмитрий, — ответила она, с явным трудом перебарывая смущение.

На нас смотрела вся группа, а Самойлова так даже протяжно вздохнула, изображая умиление. Я бросил на нее взгляд, но Екатерина Юрьевна сделала вид, что это не она. Остальные прятали улыбки, но я все равно видел, что одногруппники уже все для себя решили.

Что ж, особой тайны в своем интересе к Морозовой я не делал. И шила в мешке не утаишь. А потому…

— Виктория, как вы смотрите на то, чтобы сходить на еще одно свидание? — спросил я.

Салтыкова вскинула голову, но ее опередила Комарова:

— Еще одно?!

Морозова же, убрав прядь за ухо, улыбнулась, глядя только на меня.

— С удовольствием, Дмитрий.

Глава 17

После занятий я попрощался с одногруппниками, которые не оставались в стенах Университета, затем проводил Викторию до входа в лабораторный корпус, а сам направился в деканат. Несколько раз мне встречались бродящие по территории студенты, которые теперь приветствовали меня кивками, как будто мы были знакомы.

Мой престиж среди благородных неуклонно растет. Старшие родственники были совершенно правы — так или иначе, но меня вовлекут в столичное общество, и лучше заранее создать себе репутацию, чтобы набрать и сторонников, и сочувствующих. Несколько поколений шла подковерная борьба с нашей семьей, и сейчас у меня есть шанс вернуть Романовых в нормальное общество.

По дороге к деканату я заметил мелькнувшего на этаже Авдеева — судя по всему, Иван Тимофеевич как раз выходил от Шафоростовой. Причем нес наш евгеник какой-то рукописный труд. Мы разминулись на лестнице — Авдеев шел выше, а я поднимался по ступенькам. Дверь в приемную декана была приоткрыта, так что я счел это за приглашение.