Бандит (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович

— И все остальное… — эхом откликнулась Аурика, усмехнулась, застонала, и…снова потеряла сознание. Я пощупал ее лоб — он был горячим, очень горячим! Температура за сорок, точно. Ей бы сейчас укольчик антибиотика, да жаропонижающее, да…много чего еще. Например — систему с глюкозой, чтобы восполнить потерю крови и подкормить. Но ничего нет. Совсем ничего. Вот когда понимаешь отличие средневековья от развитой Земли. Тут сдохнуть можно от самой что ни на есть незначительной ранки — как можно жить без антибиотиков?

Скоро я узнал — как. Лекарем оказался высокий худой мужчина с лицом, на котором было написано застывшее как в мраморе презрение ко всем тем, кто не обладал магическими способностями. Насколько я понял, это был тот самый лекарь, который не имел патента на работу с клиентами, и который брал меньше, чем все остальные лекари и работал в основном с криминальными элементами. Ну и всеми теми, кто умеет держать язык за зубами — такими как Селена, к примеру. Звали его Маоран — я слышал, как старуха его назвала.

На меня он демонстративно (даже слишком демонстративно) не обратил никакого внимания, и прежде чем приступить к лечению, получил от Селены мешочек с монетами, которые высыпал на стол и тщательно пересчитал. Ему было плевать, что на скамье лежит умирающая женщина, что люди вокруг с ненавистью смотрят на то, как он пересчитывает свой гонорар. Ему, похоже на то, было плевать на все и на всех — кроме себя, великого и любимого.

Но дело он знал, в этом ему не откажешь. Первое, что сделал — достал из своего саквояжа что-то вроде плоскогубцев, пошептал над ними, над Аурикой, а потом легко, будто это не составляло никаких усилий, вынул арбалетные болты из раны воительницы. Хлынула кровь, буквально забила толчками, как вода где-нибудь в лесном роднике. Но лекарь кровотечение остановил за считанные секунды (три секунды — я засек время) — просто приложил ладони, и кровь перестала течь.

А потом сделал то, чего я никогда в жизни не видел: ладони лекаря засветились, излучая неяркий, но видимый даже в свете магического фонаря свет, он приложил руки к телу Аурики и замер так, закрыв глаза и сделавшись похожим на медитирующего йога. Женщина вздрогнула, по ее телу прошла судорога, но…скоро расслабилась, порозовела и стала похожей на саму себя — только месяцем раньше, такой, какой я ее увидел в первую нашу встречу. А когда лекарь отнял руки от Аурики, а увидел на месте ран едва заметные светлые отметины, которые скорее всего недели через две без лупы и не заметишь. И мне вдруг стало ужасно завидно…эх, если бы и я так мог! Если бы я обладал лекарской магией!

Никаких расшаркиваний и рассыпаний в благодарностях — как пришел, так и ушел. Только перед уходом Селена успела ему сказать, указывая на меня:

— Запомни его. Он может приходить и без меня. Обслужишь его. Это мой человек, надежный.

Маг даже не кивнул. Просто смерил меня взглядом и отвернулся. Похоже, что он и в лучшие свои годы не отличался особой вежливостью и любовью к людям, а путь изгоя его уже совершенно испортил. И мне кажется, я знаю, почему именно так, а не иначе. Маги в этом мире считаются элитой вроде аристократов или мелких дворян, и вот так взять, и опуститься на самое дно? Чтобы обслуживать всякую криминальную шваль? Это ли не полное крушение всех жизненных планов? Всех мечтаний?

Интересно, за что его наказали, за что запретили заниматься лекарской деятельностью? Преступный врач? Здешний доктор Менгеле? А что, очень даже может быть. Впрочем — это не мое дело. Не мое — пока он мне не стал вредить. Или моим друзьям.

Друзьям?! Хмм…и откуда у меня вдруг завелись друзья в этом мире? И могу ли я считать другом Селену? Не знаю. Хочется считать, что она все-таки мой друг. Хотя я ее и знаю-то всего-то ничего… месяц. Но вот бывает так, как на войне — и знаешь человека совсем не долго, и вроде нет особых оснований считать его другом, а вот поди ж ты…чувствуешь, что это тот человек, на которого можно рассчитывать в трудную минуту. А разве тот, на кого можно положиться в трудную минуту и не есть твой друг?

Друг — это не тот, кто с тобой выпивает и встречает вместе праздники. Или — не только тот. Друг, это тот, кто не бросит тебя, когда тебе прострелят ногу, и будет вместе с тобой отстреливаться до последнего патрона.

Друг — это тот, кто когда ты упал в финансовую пропасть даст тебе денег взаймы даже без твоей просьбы, и скажет: «Отдашь, когда сможешь. А не отдашь — да и хрен с ними!».

И друзей много не бывает. Хорошо, если они у тебя вообще есть. А после сорока завести друга практически невозможно. Слишком уж ты становишься мудрым, проницательным и настороженным. Ибо душа уже обожжена предательствами и подлостью человеческой.

— И что нам делать? — спросил я, по очереди оглядев своих собеседниц — Бежать надо, я так мыслю! Собрать деньги, что есть, взять оружия, припасов, и бежать. Скрыться в провинции и отсидеться, пока не пройдет гроза.

Женщины переглянулись, и Аурика грустно усмехнулась:

— Не спрячемся. Если только сбежать в другое государство. В островное, например. Но и там найдут. Это не так уж и сложно, если уметь.

Она вздохнула, и продолжила:

— Мы пересидим здесь, у Селены. Ее никто из компании Шараша не знает. Мы никогда не появлялись на людях вместе. Если я к ней приходила, то обычно вечером, в темноте. То же самое и Селена — приходила ко мне потихоньку, незаметно. Будем сидеть тут месяц, два, три! Пока о нас не забудут. А потом уедем. Изменим внешность, и уедем. Деньги у меня есть, спрятаны дома. Дом не пустит чужих, если только они не потратятся на то, чтобы снять защиту. Но даже если и войдут — кроме оружия ничего не отыщут. Деньги хорошо спрятаны.

— Оружие жалко — задумчиво протянула Селена — У нее самое лучшее оружие в стране! Годами собирала. Есть такие редкие клинки…просто слов нет!

— Самые редкие тоже припрятаны — усмехнулась Аурика — в масле, в непроницаемой обертке. Так что их не достанут. Хотя и другие стоят денег.

— Хмм…все равно не понимаю, почему такой шум? Зачем Шарашу с такой силой обрушиваться на меня, а потом и на тебя?! Вы только посмотрите — какие затраты, сколько усилий! Ну зачем, зачем ему я?! Ну да, я убил двух его бойцов, так и что?! Затраты на мою поимку настолько велики, что это не имеет смысла! Это непрактично!

— А честь? А репутация? — ухмыльнулась старуха, и лицо ее сделалось хищным — Вся жизнь, вся власть таких как Шараш держится на завоеванной ими репутации. Репутации, которую они добыли потом и кровью, а в основном — все-таки кровью. Стоит ему дать слабину, и кто-то рядом с ним может решить, что вожак ослаб, что он уже не так силен, как был раньше, и тогда… тогда ему будет очень плохо.

— Акела промахнулся… — неожиданно для самого себя сказал я по-русски, и тут же спохватился — Извини, это я так…ниочем. Слушаю!

Селена посмотрела мне в лицо и глаза ее чуть прищурились. Помолчала, и снова продолжила:

— Что же касается того, что при захвате Аурики погибли несколько человек, в том числе и убитые защитой ее дома — а что тут такого странного? Ну да, послал на смерть несколько своих людей. Так у него их сотни! Если погибли несколько идиотов — всегда можно набрать новых. Тем более что скорее всего возле ее дома погибли не бойцы Шараша, а обычные наемники. Им пообещали хорошую плату, если они захватят Аурику — вот и… Да и вообще — почему бы и нет? Послать на смерть толпу своих людей, и наслаждаться тем, что ты можешь это сделать — разве это не высшее достижение в жизни?

Глаза Селены смеялись, но мне почему-то было не до смеха. Я вдруг припомнил несколько случаев из своей военной карьеры, и ей-богу, они вполне могут подпадать под это циничное и совершенно дикое утверждение. И правда — а если тогда, люди, которые распоряжались нашей жизнью, послали нас на смерть не потому, что это так было нужно для дела, а просто потому, что МОГЛИ это сделать? Чтобы насладиться своей властью? И разве в истории мало примеров, когда командиры или вожди посылали людей на смерть только потому, что им хотелось посмотреть, как люди идут на смерть? Только вот у нас им наверное пришлось бы завуалировать это какими-то пафосными, громкими словами, а здесь, в средневековье…впрочем, и здесь наверное все точно так же, как и на Земле. И только тот, кто послал людей на смерть знает, ради чего он это сделал.