Генри Олди - Маг в законе. Том 1

Нарочито передернул плечами:

– Штой-то холодно тут у вас. Пошли бы, дровишек нарубили, што ли? И Петьку будите да с собой берите – чай, втроем-то веселее, шиш лесной!

Пока будили Петьку, Ермолай Прокофьич уселся за стол напротив тебя и как бы между делом пододвинул к себе лежавшую на столешнице двустволку, так что та легла купцу как раз под правую руку.

Разговор намечался серьезный.

Да куда уж серьезнее – огрели по башке, приволокли в какую-то лесную хавиру (то, что вы не в селе, и убогому ясно!)…

Наконец дверь избы в последний раз противно скрипнула, и вы с купцом остались с глазу на глаз. Помолчали. Тебе уже спешить некуда. Раз купчина эту кашу заварил – пусть теперь первый и речь держит.

– Ну што, Дуфунька, башка цела? Мозгой шевелить могешь? – поинтересовался мил-друг Ермолай Прокофьич.

В ответ ты только смерил купца взглядом – и ничего не сказал.

– Ты не зыркай-то, не зыркай! – непонятно с чего разозлился вдруг купец. – Ты словами отвечай!

Пусть злится.

Авось, сболтнет от злости то, чего говорить не собирался.

Голову потихоньку отпускало: помог-таки настой! Вместо уходящей боли внутри черепа образовывалась гулкая пропасть, – кинь мыслишку-камешек, вовек до дна не долетит!.. но думать эта пропасть, как ни странно, не мешала.

– Не нравишься ты мне, Дуфунька, – задумчиво протянул Ермолай Прокофьич, словно и не к тебе обращаясь. – Еще с изначалу не глянулся…

– Зачем же тогда клинья подбивал? горбатого лепил?!

– Кого лепил?! Ты это по-каковски, шиш лесной?

– А сам догадайся, раз умен.

– Ты мне, Дуфунька, не дерзи! Аль не понимаешь, што я теперича всей жизнишке твоей, считай, полный хозяин? Захочу – оставлю белый свет коптить, захочу – удавить велю!

– Врешь. Хотел бы кончить – я б сейчас сковороду в пекле задом протирал. Выходит, нужен я тебе.

– Вижу, оклемался. Соображаешь, – купец довольно хлопнул себя ладонью по ляжке. – А насчет «нужен» – твоя правда. Для того сюда тебя и приволокли.

– Добром не мог, что ли? – ты осторожно ощупал голову.

Волосы на затылке запеклись от крови.

– Не мог, Дуфунька, никак не мог! – Ермолай Прокофьич доверительно перегнулся к тебе через стол; однако перегнулся с умом, так, чтобы до него самого нельзя было дотянуться. – Кто ж добром себя под петлю подводить станет? А теперь уж деваться тебе некуда, шиш лесной! Обратная дорожка заказана. Беглый ты теперь, друг ситный! Беглый и вор – коня у меня свел. Ить все знают, что ты – коний вор!

– Это какого еще коня? – недобро сощурился ты. – Да на твоих «тыгдынцев» ни один лошадник, хоть простой, хоть в законе, не позарится! Кореша засмеют потом.

– Вот ты уряднику эту байку и расскажешь. Ежели он тебя слушать захочет. А то ведь Кондратыч как увидит – сразу с левольверта и стрелит! Ты нынче в бегах, а беглого всякий стрелить должон, живьем тебя брать без надобности. А даже и не стрелит – кому урядник или пристав поверит: тебе, каторжнику, или мне?

Ты помолчал.

Только взглядом спросил: зачем?

– А штоб не трепал ты лишнего! А то еще и доносить побежишь, штоб себя-то выгородить, шиш лесной…

– Дурак ты, Ермолай Прокофьич! – в сердцах сложилось само, без отступного. – Хоть и в атаманы норовишь, а дурак чистый! Где ж видано, чтобы маг в законе стучал на кого?! За такое свои же на перо и подсадят…

– Гладко стелешь, Дуфунька! – зашипел купец: видать, крепко обидел ты его, назвав дураком; ну и пусть шипит, хуже все равно не будет, потому что хуже некуда. – Да только знаю я: у вас, мажьего семени, свои законы, и для своих писаные! Друг дружку вы, может, и не продадите, зато я – не вашей породы! Считай, закон ваш не про меня! Вот прижмут тебя, шиш лесной, в кутузке, так сразу и припомнишь: как Ермолай Прокофьич вас, ссылочных, привечал, да на санях подвозил, да водкой потчевал, а потом с Рашелькой-колодницей разговоры тайные вел, тебя отославши! А Рашельку урядник в город увез, да еще спешно! Тебя-то не тронули, ты вроде как чистенький. Да только ежели за ней, за бабой, есть грех – так и тебя на дознание потянут. Вот тут-то ты и постараешься, себя спасаючи! Небось, все припомнишь, и што было, и чего не было!..

Купец с усилием перевел дух.

Ты по-прежнему молчал. Ждал: что еще скажет. Как ты и надеялся, от злости купчина начал выкладывать карты одну за другой (чего поначалу явно делать не собирался), и расклад был нараспашку.

Говори, говори, Ермолай Прокофьич.

А мы послушаем.

– Только теперича никак такому не бывать, шиш лесной! Потому как беглый ты. Ну а я, выходит, пострадал, за доброту свою же: ссылочного приветил, поверил, думал – человеком стал. А он у меня коня свел и убег восвояси!

– Складно выходит, – согласно кивнул ты, забывшись, и шея мигом напомнила о себе болезненным хрустом. – Значит, куда ни кинь – всюду клин? И ты, Ермолай Прокофьич, не дурак, а на диво разумен и ловок? Ай, баро рай[10], ай, сладкий мой! Ладно, меня ты конем да побегом повязал, в хавиру эту упрятал. А Рашель?

– А што – Рашель? – искренне удивился купец. – Я ей и взаправду ключницей у себя быть предлагал. Да ежели б даже и не предлагал, што ж она, дура? – на себя лишку валить?! Это, брат-Дуфунька… как его… это ведь сговор выходит!

Все верно. Если есть тайный грех за Княгиней – не станет она купца приплетать. Однако до полного расклада оставалась еще одна, последняя карта.

Меченая.

– Ну и почему же людишки твои меня сразу с камнем на шее в болото не кинули?

– А потому, што завсегда успеется. В Кус-Кренделе твоя рожа варнацкая да язык длинный не ко двору пришлись. А тут, в чащобе – в самый раз. В артель, значит, тебя определить хочу.

– В артель? С Карпухой-Отцом, Силантием-Сыном да Петром-Духом Святым?!

– Што, не глянулись? Лихие мужики, навроде тебя, разве што не мажьего семени.

– А какого? Разбойного?

– Да сам-то ты кто есть, Дуфунька? К лицу ли кочевряжиться?!

– Вижу, не зря я тебя в атаманы назначил. Раз кодлу под собой держишь – значит, атаман и есть. "Иван"[11] Ермила, шиш лесной, таежный. И что, не из последних?

– Из последних?! – едва не вскипел новоявленный "Иван". – Да на сто верст вокруг, до самого Мордвинска, мое слово – железо! Из последних…

– А урядника, однако, боишься, – не удержавшись, поддел ты купца.

– Вот для того мне маг в законе и надобен. Штоб не бояться, – на этот раз Ермолай Прокофьич ничуть не смутился.

– Видать, жиганы твои не справляются?

– Ты людей моих словами всякими не обзывай, – вполне миролюбиво посоветовал купец. – Услышат – зубы выбьют. Даром што колдун и мужик здоровый. А справляться – справляются. Только не все ружьишком или там ножом сотворить можно. Да и человека жизни лишать не всегда сподручно. Ну, пропал там пришлый охотничек с пушнинкой или старатель с левым золотишком – бывает. Одна беда: ежели часто такое приключаться зачнет – власти обеспокоются. А так, с твоей-то мажьей силушкой… Кому глаза отвести, штоб не видел, чего не надоть; кому башку заморочить, штоб к тайничку с золотишком сам привел – да и забыл о том; а когда служивый какой не в меру ретив окажется – так отчего б его волкам али медведю не порвать? Копать не примутся: волки – они и есть волки. Бывает. Мне ведь донесли, как ты с медведицей обошелся. Лихо, шиш лесной! Вот за тем ты мне и нужон, Дуфунька.