Павел Корнев - Жнец
Густав Сирлин несколько раз для пробы взмахнул не слишком-то удобным посохом и повернулся к настоятелю:
— Ну что, отче, посмотрим, насколько крепка ваша вера?
— Не умножай грехов своих… — Старик быстро отступил назад.
Полдюжины вооруженных дубьем монахов обступили Густава со всех сторон, а тот лишь рассмеялся. Бурлившая в нем потусторонняя сила в любой момент могла в прах испепелить самозваных ревнителей веры, но сотник небезосновательно рассчитывал, что ему не составит особого труда справиться с не шибко опытными парнями.
— Грешно будет пройти мимо и дать сгинуть вашим душам во тьме, — Посох сотника легонько ударил по пальцам слишком уж близко подступившего к нему монаха, и тот с криком выронил дубинку.
— Да кто ты такой? — заорал до боли стиснувший кулаки настоятель.
Густав огляделся по сторонам, оперся на посох и усмехнулся:
— Я тот, кто послан Святыми наставить вас на путь истинный.
— Сильно сказано! — буркнул один из монахов, и на сотника разом накинулась вся потрясавшая дубинками братия.
Вот только и Густав не дремал: одному парню конец его посоха угодил в пах, второй получил носком тяжелого ботинка по колену и рухнул под ноги товарищам. Темный сотник перепрыгнул через повалившихся на землю бородачей, но убегать не стал. Вместо этого он резко развернулся на месте и парой ударов уже в полную силу раскидал опрометчиво кинувшихся за ним в погоню монахов.
— Дерешься ты неплохо, спору нет, — скрестил на груди руки поджавший губы настоятель. — Но Фредерик Копьеносец стал Святым вовсе не из-за своего воинского мастерства!
— И все же, думаю, отче, нам есть о чем потолковать, — Темный сотник выкинул посох и прищурился, — Если, разумеется, ваша вера действительно крепка…
В Инц Густав Сирлин прибыл уже вместе с десятком монахов. Впрочем, даже самый опытный шпик не заподозрил бы теперь в принарядившихся и подровнявших бороды парнях воинствующих ортодоксов. Вот стражники, те, разумеется, к здоровякам приглядывались. Приглядывались — но и только: сопровождавшие сотника парни не дебоширили, не приставали к горожанам и вообще вели себя так, как и пристало вести не получившим покуда расчет охранникам.
— Все помнят, что надо делать? — Густав остановился у ограды храма Единения и внимательно оглядел заметно разнервничавшихся перед посещением нечистого капища монахов.
— Да помним мы, — буркнул хмурый здоровяк и похлопал подорожной суме. — На крыльце натягиваем маски. Запираем дверь, еретиков не бьем, но, коли начнут возмущаться, успокаиваем немедленно.
— Если нагрянет Стража?
— Скидываем маски и уходим с прихожанами.
— Все верно, — кивнул темный сотник и в последний раз окинул взглядом площадь перед храмом.
Утро. От булочной тянет ароматом свежей выпечки. Лениво машет метлой подметавший брусчатку старик. Двое стражников, о чем-то толкуя промеж собой, свернули на бульвар и скрылись за выстроенным на перекрестке особняком. Карета проехала, пара обывателей, ежась от утренней прохладцы, по своим надобностям куда-то протопала — вот и весь люд.
Так посмотришь: тишь да гладь, а на сердце неспокойно. Густав тяжело вздохнул, выкинул из головы дурные предчувствия и шагнул в распахнутые настежь ворота.
Разумеется, уверенности в монахах у него не было ни на грош, но и зависело от парней не так уж и много. Да и настоятель не абы кого отобрал, а тех, кто за истинную веру и в огонь, и в воду пойдет.
Быть может, это и выводило сотника из себя? Фанатиков он не любил. Да и работать все больше с прагматичными мерзавцами приходилось. От тех-то сразу понятно, чего ожидать следует. А эти? Кто знает вообще, что у них в душе творится?
— Идем? — поторопил Густава монах.
— Ждите, — покачал головой тот и который уже раз оглядел неприкаянно сгрудившихся у крыльца парней. Ничего, будет еще время нормальных бойцов из святош сделать. Вот пообтешутся чуток, в крови вымараются, тогда и ясно станет, кто чего стоит. А сейчас какой с них спрос?
— Ладно, пошли…
Народу в храме оказалось всего ничего — сыграло роль выбранное Густавом время. Сейчас, за полчаса до начала службы, на скамьях чинно сидели не более дюжины прихожан. С одной стороны, затеряться среди людей у монахов не получится, с другой — заявись они в разгар проповеди, и пришлось бы иметь дело с охваченной паникой толпой. Атак…
Густав скромно присел на стоявшую у самого входа скамью и закрыл глаза. Мысленно потянулся к прикованному к алтарю сосуду, почувствовал переполнявшую того скверну и невольно облизнул губы. Ждать стало невмоготу, темный сотник кивнул дожидавшемуся его команды монаху и направился к стоявшему у кафедры священнику.
— К стене, все к стене! — заорали у него за спиной ворвавшиеся в храм парни в полностью закрывавших лица масках. Кто-то заложил запиравший двери брус, кто-то врезал дубинкой замешкавшемуся толстяку. Пытавшемуся удрать служке надавали оплеух, но в целом монахи держали себя в руках и не порывались прямо сейчас начать жечь еретиков на кострах.
— Что вы творите?! — возмутился стоявший рядом с кафедрой для проповедей священник.
Густав без разговоров ухватил его за шею и со всего маху впечатал головой в висевшее на стене зеркало. От удара толстое стекло разлетелось вдребезги, еретик без чувств рухнул на пол. Темный сотник сорвал у него с пояса ключ, отпер дверь алтаря и прошел внутрь. Откинул дерюгу с лежавшего на каменной плите изможденного мужчины и едва сдержался, чтобы в один миг не осушить его до дна.
Вместо этого Густав заставил себя успокоиться, вытер покрывшееся испариной лицо и только потом положил ладонь на едва теплый лоб сосуда. Но и тогда торопиться не стал — пусть скверна и переполняла лежавшего на алтаре мужчину, сотнику его душа вдруг напомнила затхлый пруд. Пруд, в глубине которого вполне могла найти приют какая-нибудь холодная и скользкая мерзость.
Чутье Густава не подвело: как только в него потекла тоненькая струйка потусторонней силы, пальцы в один миг свела безумно длинная судорога боли. Из глаз хлынули слезы, голова закружилась, но, пересилив себя, руку сотник отдергивать не стал. Невыносимая ломота добралась до локтя, потянулась к плечу, стало трудно дышать. Обитавшая в сосуде сущность одним рывком перебралась в Густава, и лишь тогда он заставил черным пламенем взвиться таившуюся в нем тьму. Попавший в ловушку бес забился, объятый пожиравшим саму его сущность огнем, но тщетно — стоило вспыхнуть наполнявшей сотника скверне, и нечистый вмиг сгорел, будто его и не было вовсе.
Густаву стало дурно, он тяжело оперся на каменную плиту и замотал головой. От диких криков извивавшегося на алтаре мужчины звенело в ушах, и кое-как собравшийся с мыслями сотник одним махом вырвал остававшуюся в сосуде скверну.
В глазах сразу же прояснилось, и Густав Сирлин невесело рассмеялся. Зачерпни он всю потустороннюю силу сразу — и сейчас оказался бы у разбитого корыта, беспомощный, как младенец. А так… так сотник остался при своем. И это давало шанс убраться из храма прежде, чем сюда заявится устроивший эту ловушку хитрец. В том, что бес дожидался именно его, Густав нисколько не сомневался.
— Уходим!
Густав Сирлин выскочил из алтаря и тут же наступил в растекшуюся вокруг тела священника лужу крови. Выругался, нагнулся проверить, рассекли шею бедолаге один из осколков зеркала или с еретиком расправились монахи, и в этот момент кто-то вышиб входную дверь.
Тяжеленные створки пролетели несколько шагов и с грохотом рухнули на каменный пол, а через поднявшиеся к потолку клубы пыли в храм неспешно прошествовал одетый в плащ и широкополую шляпу человек. Прихожане с криками кинулись прочь, вслед за ними рванулись на ходу избавившиеся от масок монахи.
Остановившийся у входа незнакомец не обратил на беглецов никакого внимания. Нет, человек смотрел лишь на темного сотника. Смотрел и улыбался.
Человек? Ну уж нет! Это пожаловал Высший!
— Рад видеть тебя в добром здравии! — кинул на скамью широкополую шляпу Виктор Арк, расстегнул пряжку плаща и повел плечами, освобождаясь от тяжелой одежды, — Просто безумно рад…
— Не могу сказать, что это взаимно, — хрустнул костяшками пальцев Густав Сирлин.
Лишись он всей своей потусторонней силы, и его участи не позавидовал бы даже опустошенный пару минут назад сосуд. А так — исход схватки вовсе не был предопределен. Вовсе нет…
— Честно говоря, до последнего момента не верил, что тебя угораздит угодить в западню. — Широко улыбаясь, Высший зашагал к кафедре. — И хоть ты всегда был слишком предсказуемым, но сегодня превзошел самого себя.
— Старею, должно быть, — оскалился в ответ сотник и отбросил прочь щупальца пытавшейся поработить его воли.
— Не переживай, стать старой развалиной тебе точно не грозит, — усилил нажим Виктор, и в воздухе между соперниками заискрили вспыхивающие и моментально гаснущие огонечки. — Тебе стоило бы бежать. Бежать так далеко, как только сможешь…
