Роберт Джордан - Огни Небес

Лан стоял возле лошадей у последнего фургона, поглаживая по белому носу Алдиб. Кобылу Морейн.

Ранд двинулся к Лану.

— Прости, Лан. Будь я порасторопней… Если б я… — Он тяжело вздохнул. Я не смог убить одну, поэтому убил другую. Да испепелит и ослепит меня Свет! А случись так прямо сейчас, ему было бы все равно.

— Так плетет Колесо. — Лан шагнул к Мандарбу, занялся подпругой вороного жеребца. — Она была солдатом, по-своему бойцом, как и я. За последние двадцать лет это могло случиться сотни две раз. Она знала об этом, как знал и я. Хороший день для смерти. — Голос Стража, как всегда, был тверд, но холодные голубые глаза окружала краснота.

— И все равно прости. Я должен был… — Нет, такими словами Лана не утешить, а эти «если» глубоко впивались в душу Ранду. — Надеюсь, Лан, ты все-таки останешься мне другом после… Мне очень дороги твои советы… и занятия с мечом… и то и другое мне в будущем очень понадобится.

— Я — твой друг, Ранд. Но остаться я не могу. — Лан одним махом вскочил в седло. — Морейн сделала со мною нечто, чего не бывало сотни лет, с тех пор как Айз Седай еще иногда связывали узами Стража, невзирая, хочет он того или нет. Она изменила мои узы — после ее смерти они переходят к другой. Теперь я должен отыскать ее, стать одним из ее Стражей. Да я уже и так им стал. Я чувствую ее, слабо, где-то далеко на востоке, и она тоже чувствует меня. Я обязан идти, Ранд. Это тоже часть сделанного Морейн. Она говорила, что не даст мне времени умереть, мстя за нее. — Лан стиснул поводья, словно сдерживая Мандарба, словно сдерживая себя, не позволяя дать коню шпоры. — Если ты когда-нибудь вновь увидишь Найнив, скажи ей… — На миг это каменное лицо смяла душевная боль — всего на мгновение, потом оно вновь стало гранитным. Лан пробормотал себе под нос, но Ранд расслышал: — Чистая рана заживает быстрее, и боль проходит скорее. — Громко он сказал: — Скажи ей, что я нашел другую. Иногда Зеленые сестры столь же близки со своими Стражами, как другие женщины со своими мужьями. Во всех отношениях. Скажи ей, что я стану любовником какой-то Зеленой сестры, так же как и ее мечом. Такое случается. Мы ведь с ней виделись очень и очень давно.

— Я передам ей все, что ты скажешь, Лан, но не знаю, поверит ли она мне.

Лан склонился с седла и крепкой хваткой сжал плечо Ранда. Юноша припомнил, как мысленно называл его полуприрученным волком, но по сравнению с этими глазами волчьи показались бы щенячьими.

— Ты и я, мы с тобой во многом схожи. В нас есть тьма. Мрак, боль, смерть. Они исходят от нас. Если ты, Ранд, когда-нибудь полюбишь, то оставь ее, пусть она найдет себе другого. Лучшего подарка ты ей не сделаешь. — Выпрямившись, Лан поднял руку. — Да будет мир благосклонен к твоему мечу. Тай'шар Манетерен. — Древнее воинское приветствие. Истинная кровь Манетерена.

Ранд поднял руку в ответ:

— Тай'шар Малкир.

Лан ударил Мандарба каблуками, и жеребец рванул вперед, словно готовый галопом нести последнего из Малкири, куда тому угодно. Айильцы и все прочие поспешно расступались перед конем.

— Да примет тебя последнее объятие матери, Лан, — прошептал Ранд и вздрогнул. Эта фраза была частью погребального обряда в Шайнаре, да и повсюду в Пограничных Землях.

Все по-прежнему смотрели на Ранда — айильцы, люди на стенах. О случившемся сегодня — или о какой-то версии происшедшего — Башня узнает, как только туда долетит голубь. Если Равин тоже каким-то образом наблюдает за городом — здесь, у реки, достаточно одного ворона, одной крысы, — то он определенно сегодня ничего не ожидает. Элайда бы подумала, что он ослаб, стал, наверное, поуступчивей, а Равин…

Ранд сообразил, что делает, и поморщился. Прекрати! Хотя бы на минутку прекрати и оплачь! Ему не хотелось чувствовать все эти устремленные на него взгляды. Перед Рандом айильцы расступались почти так же быстро, как раньше перед Мандарбом.

Заметив сложенную из камня и крытую шифером контору начальника дока, Ранд направился к ней. В маленьком домике оказалась единственная комнатка без окон. Вдоль стен тянулись полки, заставленные гроссбухами, заваленные свитками и разными бумагами; комнатку освещали две лампы, стоявшие на неструганом столе среди таможенных печатей и налоговых ярлыков. Прячась от всех тех глаз, Ранд вошел и захлопнул за собой дверь.

Морейн погибла, Эгвейн ранена, а Лан ушел. Высокая цена за Ланфир.

— Скорби, чтоб тебе сгореть! — прорычал Ранд. — Она это заслужила! У тебя хоть какие-то чувства остались?

Но по большей части он чувствовал оцепенение. Все тело у него болело, внутри все точно омертвело.

Сгорбившись, Ранд сунул руки в карманы и почувствовал под пальцами письма Морейн. Он медленно вытащил их. Кое-что ему для размышлений, сказала она. Убрав обратно в карман письмо, адресованное Тому, Ранд сломал печать на втором. Страницы были убористо и густо исписаны изящным почерком Морейн.

«Эти слова исчезнут через несколько мгновений после того, как ты выпустишь письмо из рук, поскольку на тебя настроен малый страж. Поэтому будь осторожен с письмом. Раз ты читаешь эти строки, это означает, что события у причалов произошли так, как я надеялась…»

Ошеломленный, Ранд оторвался от ровных строчек, потом торопливо продолжил чтение.

«В самый первый день, когда мы добрались до Руидина, я узнала многое — как это мне стало известно, пусть тебя не беспокоит. Некоторые из секретов принадлежат другим, и я не выдам их. Я знала: настанет день, когда в Кайриэн придут известия о Моргейз. Я не знала, каковы будут известия. Если услышанное нами — правда, то пусть смилуется Свет над душой Моргейз; иногда она была своенравной и упрямой, с характером львицы, но при всем том хорошей и великодушной королевой. Однако эти новости всякий раз приводили к причалам. А от причалов возможны были три ветви событий, но поскольку ты читаешь это письмо, значит, меня нет, как и Ланфир…»

Пальцы Ранда крепче сжали листки. Она знала. Знала — и все-таки привела его с собой. Он торопливо разгладил смятый лист.

«Другие два варианта намного хуже. Согласно одному, Ланфир убила тебя. По другому — увела с собой, и когда мы в следующий раз увидели бы тебя, ты назывался бы Льюсом Тэрином Теламоном и был бы ее преданным любовником.

Надеюсь, с Эгвейн и Авиендой ничего плохого не произошло. Как видишь, мне неизвестно, что случится в мире потом, за исключением, возможно, одной мелочи, которая тебя не касается.

Тебе я не рассказала ничего по той же причине, почему не стала рассказывать и Лану. Даже будь у меня выбор, я не могла бы быть уверена, какое решение ты примешь. По-видимому, в людях Двуречья многое сохранилось от легендарного Манетерена, и чертами характера они схожи с жителями Пограничья. Говорят, что в Пограничье мужчина примет удар кинжалом, лишь бы отвести беду от женщины, и сочтет это только справедливым. Не смела я рисковать тем, что ты мою жизнь поставишь выше собственной, уверенный, будто каким-то образом сумеешь уклониться от судьбы. Нет, боюсь, это не риск, а глупая уверенность, как наверняка выяснилось сегодня…»