Теренс Уайт - Отдохновение миссис Мэшем

Покончив с едой, Мария сказала:

– Благодарю Лиллипутов за столь добрый обед.

– К вашим Услугам, Мисс.

Мария заметила, что они теперь называют ее не «Ваша Честь», а «Мисс», – общепринятое в восемнадцатом веке обращение к девушке, – и почувствовала, что ей это приятно. Почему, она толком не знала.

– Не уходите. Хотите посмотреть мои вещи? Правда, показывать особенно нечего.

Простыни, вернее ткань простыней, наполнила лиллипутов, не имевших своего ткацкого производства, восхищением, а бескрайний простор линолеума сам по себе внушал благоговейное чувство. Скаредность не позволяла мисс Браун расщедриться на ковер для Марии, так что ничего кроме этой холодной клеенки да дешевенького шерстяного коврика у кровати, пола не покрывало. Мебель, как мы знаем, была чугунная.

Мария развлекала гостей, как могла. Самое большое удовольствие они получили от стоявшего на ее туалетном столике зеркала. Мария наклонила его, так что зеркало уставилось в потолок, и лиллипуты стояли на нем, с увлечением разглядывая свои перевернутые отражения. Адмирал, восхищенный видом собственных подошв, даже сыграл на губах матросский танец.

Вслед за тем настало время рассказать им всю историю – как в тайнике обнаружился спруг и о воззрениях Профессора на Закон и Работорговлю, и о мисс Браун, которой не терпится отыскать химерическую потаенную комнату. Вопреки ожиданиям Марии, Школьный Учитель, услышав про этот ложный след, никакого восторга не выказал. Он, подобно Профессору, сразу сообразил, что отныне безопасность Народа зависит лишь от стойкости маленькой девочки и, хоть ему не хотелось говорить ей об этом, начал подумывать, что его соотечественникам лучше всего перебраться куда-то в другое место, пока еще есть для этого время, скрыв это место даже от Марии. Впрочем, он сказал только, что ему нужно как следует все обдумать.

Когда наступила пора прощания, лиллипуты поочередно поцеловали кончик ее мизинца. Городского советника первым усадили в люльку подъемника, а все прочие уже кланялись, улыбались, махали ладошкой, – тут-то и грянул гром.

В замке с внезапным щелчком повернулся ключ, дверь с грохотом распахнулась, и на пороге ее обнаружилась мисс Браун во фланелевой ночной рубашке и со свечою в руке.

Дальше события пошли с такой быстротой, что казалось, будто движения участников этой сцены замедлились. Сцена включала мисс Браун, которая, услышав разговоры, поначалу решила разгневаться, потом изумилась и не поверила собственным глазам, потом, на кратчайший миг, в помраченном разуме ее мелькнула мысль – не следует ли ей вежливо поздороваться с гостями, потом разум ее озарила догадка, потом она поняла что к чему и, наконец, ясно узрела возможность переловить гостей, присвоить их и нажить на них целое состояние. Включала сцена и Марию, кричавшую: «Бегите!», и посольство, бросившееся было бежать да только посшибавшее друг друга с ног, и старика-советника кулем уезжающего кверху в люльке, и Адмирала, вытаскивающего, дабы защищать, подобно Горацию, предмостные укрепления, свою новую шпагу, кованную из булавки из «Вулвортса».

Мисс Браун скакнула, норовя зацапать всех сразу, но нарвалась на удар шпагой, пронзившей ей палец. (Доброе оружие едва не пронзило жадную лапу этруска насквозь.) Укол задержал ее на секунду. (Она отшатнулась, оперлась, чтобы отдышаться, на каминную полку и, словно обезумевшая от боли дикая кошка, метнулась к Адмиралу, целя когтми ему в лицо.) Мисс Браун поймала его за ногу, но в тот же миг на нее налетела Мария и впилась зубами в другой ее палец, прокусив его до кости. Тут уже началась куча мала, во время которой люлька подъемника успела дважды взлететь наверх. Затем на поле боя остались лишь Адмирал, лезущий на руках вверх по канату, задыхающаяся Мария, укатившаяся в угол, словно дуб с горы Аверно, и наконец, торжествующая мисс Браун, сжимающая в мясистом кулаке полузадохшегося Школьного Учителя.

Глава XVI

Славнейший среди лиллипутских следопытов носил имя Градгнаг. Это был жилистый, седой и немногословный мужчина, редко с кем разговаривавший, но зато способный по пению определить любую птицу. Вот уже многие луны он обдумывал самый дальний из своих походов. Градгнаг принадлежал к людям того же рода, что и Аллан Квотермэйн, и ныне он достиг, наконец, внутренних областей континента, исследованию которого посвятил всю свою жизнь. Для него эти области были чем-то вроде Копей Царя Соломона, ибо в преданиях народа Лиллипутов В Изгнании повествовалось о стоящем за необъятными пределами Парка таинственном доме, в котором обитало чудесное племя пегих мышей. Шкуры их обладали баснословной ценностью, поскольку на острове Отдохновения имелась всего одна такая, используемая в качестве общинной регалии. Рассказывали, что шкуру эту триста лун тому назад добыл легендарный следопыт, тот самый, что ослепил лису и вошел в историю, как величайший среди мастеров своего ремесла. Звали его Бламбрангрилл, он был человеком, грезившим о невиданных горизонтах и великих свершениях, и Градгнаг, хоть никогда и не упоминавший об этом, унаследовал его грезы.

Приготовления к путешествию заняли много дней. Градгнаг всегда странствовал в одиночку и налегке, поддерживая силы тем, что ему удавалось добыть, но на этот раз он счел разумным подготовить несколько промежуточных складов с самым необходимым припасом, расположив их на расстоянии четырех часов пути один от другого. Человек он был основательный. Несколько даже не дней, а лун он посвятил одним только разведывательным походам, имевшим целью уточнить направление поисков, ибо предания сообщали только, что мышиный дом стоит где-то за западной порубежной стеной, но точного азимута не указывали. Совершая поход за походом, Градгнаг восходил на эту чудовищную стену, ежеминутно рискуя, что предательская опора рассыпется под его ногою в прах, и озирал Великое Неведомое выцветшими голубыми глазами. Градгнаг накапливал факты. Он прочитал в архивах все, имевшее отношение к Бламбрангриллу, включая и покрытый пятнами крови пергамент с крестиками на нем, найденный когда-то в расщелине этой самой стены рядом с иссохшим телом Бламбрангрилла, забравшегося в расщелину, чтобы умереть в ней от ран, ибо внизу его дожидалась кошка.

Ныне Градгнаг достиг своей цели. Он пересек стену, ров, колоссальную дорогу, сверкавшую, как малахит. Он увидел экипажи высотою в сто двадцать футов, которые безо всяких лошадей проносились мимо него, громыхая, словно бегущее стадо слонов; он увидел бесчисленное множество похожих на гуляющие деревья гигантских людей и собак в тридцать футов ростом. Он таился, он разведал и исходил множество троп. В дневное время он в философической задумчивости сидел у крохотного костра, поджаривая крысиный бекон. И вот наконец, он отыскал свое Эльдорадо. Он находился уже в самом Доме. Уютно завернувшись в спальный мешок, он лежал на ветке оплетающего стену Дома плюща, рядом со стрельчатым окном, и подушкой ему служили шесть пегих мышиных шкур.