Кэрол Берг - Сын Авонара
Через миг все было кончено. Три разбойника неподвижно лежали на дороге. Два жреца в серых одеждах держали двух уцелевших разбойников, скручивая им руки за спиной с такой жестокостью, что я, казалось, могла услышать в неожиданно наступившей тишине скрежет костей. Черный жрец приблизился к пленникам. Его капюшон упал, под ним оказались светлые волосы и треугольное лицо с выпуклым лбом и длинным носом.
— Нужно осторожнее выбирать жертвы, волчата мои, — произнес он веско, в его голосе слышалось полное отсутствие эмоций. Не успели разбойники опомниться, как он полоснул ножом по их шеям. Два окровавленных тела упали на землю.
Жрец в черном огляделся и вперил взгляд под деревья, прямо в наше укрытие. Я не осмеливалась даже вдохнуть, пока он снова не надел капюшон, а затем развернулся и вскочил в седло. Упавший разбойник застонал. Черный жрец щелкнул пальцами. Один из его товарищей поднял копье и метнул в раненого, пригвоздив его к дороге. Древко копья еще дрожало, когда три жреца исчезли за поворотом впереди.
— Что, ради всех богов, это такое? — Я дрожала, хотя воздух казался раскаленным. Во рту остался привкус золы.
— Дерьмо, гады. — Паоло никогда не отличался многословностью.
Мы выбрались на дорогу. Я велела Паоло подождать, а сама подошла к пятерым, лежащим в иссохшей грязи.
— Ты с ума сошла? Уходим!
— Нужно убедиться, что они мертвы.
— Это же грабители.
— Но они люди.
То есть были людьми. Теперь они умерли. Разбойники, да, они сами, несомненно, много раз убивали. Но я поймала себя на том, что сочувствую им. Если бы у меня была возможность выбрать победителей в битве и вручить им свою судьбу, я бы рискнула поставить на грабителей.
В детстве я обожала зиму в Монтевиале. Множество народа, городская толчея, музыка, факелы и экипажи, даже леденящее кровь зрелище преступников, подвешенных в клетках или насаженных на кол, — все будоражило душу после деревенской скуки. Но теперь вонь и суета даже такого маленького городишки, как Гренатта, довели меня до головокружения. Повозки с сеном и дровами грохотали по булыжным мостовым, из кузниц доносился оглушительный звон. Перед дверью лавки стоял торговец в кожаном фартуке, громко переругиваясь с возницей телеги со шкурами, девчонка с разинутым ртом гнала через площадь стадо блеющих овец, выкрикивая ругательства в адрес человека, привязанного к позорному столбу и издающего душераздирающие стоны. Судя по всему, это был лжесвидетель — мухи кружились над кровавой дырой, оставшейся на месте его носа.
Я устало опустилась на ступеньки, у общественного колодца в центре городской площади. Паоло отправился обходить все гостиницы; он будет говорить, что ему заплатили, чтобы он передал сообщение человеку, разыскивающему украденную белую лошадь. Он скажет, что поручение ему дал темнобородый человек в красной одежде, который будет ждать на закате в общей зале «Зеленого льва». Я не собиралась сразу знакомиться, хотела лишь взглянуть на этого господина. Под конец утомительного дня мотивы собственных поступков не были мне так ясны, как утром.
Толпа нищих, исковерканные жертвы войны с Керотеей, приставали к прохожим в дальнем конце площади. Керотеанская кампания обернулась кошмаром. Жители Керотеи были независимы и набожны, эти отличные воины верили, что их горы — цитадели их бога. Только численным перевесом Эвард смог завоевать хорошо укрепленные города этой страны. Ходили слухи, что было положено двадцать пять тысяч лейран, чтобы взять Калламат, город златоглавых храмов, в которых вечно горели масляные лампы, зажженные в честь керотеанского бога. Город находился так высоко в горах, что людям там было трудно дышать. Эвард сказал своим воинам, что в каждом доме Калламата имеются набитые золотом сундуки, но простые солдаты не получили ни монетки из этих денег. Лейране видели только эти безрукие, безногие, безглазые обрубки — единственный результат двенадцати кровавых лет.
Меньше чем через полчаса Паоло пробился через вечернюю толпу, едва не упав в колодец.
— Нашел.
— Как он выглядит?
— Темный. Маленький. Хорошо одет. — Паоло задумчиво потер лицо. — Он какой-то неправильный.
Я не совсем поняла, что он имеет в виду, но лучшего описания не добилась.
— Что он сказал?
— Попытался схватить меня, но я удрал, как ты велела.
— Тебе некоторое время стоит посидеть в укромном месте. Ты ел что-нибудь?
— Сухарь. — Паоло тронул холщовый мешок, висящий у него на поясе. Я была уверена, что он никогда не ест досыта.
Я покопалась в своем мешке и вынула небольшой сверток.
— Здесь сыр. Я сниму комнату, и мы посмотрим, что будет дальше. Якопо помог мне больше, чем я думала, отправив тебя со мной.
— Я могу сам позаботиться о себе. Хозяин гостиницы сказал, что я могу спать в конюшне, если вычищу стойла. — Он не трогал предложенный мной сверток, хотя и не сводил с него глаз с тех пор, как узнал о его содержимом.
— Ну же, бери. У меня хватит на нас обоих.
Не успела я моргнуть, как мальчишка схватил сверток и поковылял прочь. Смеркалось, я подхватила мешок и отправилась в «Зеленого льва». Место оказалось довольно пристойным, не таким грязным и закопченным, как большинство лейранских гостиниц. Широкое, засиженное мухами окно выходило на доки. Я сказала хозяину гостиницы, что я вдова, собираюсь дождаться идущего на юг судна, чтобы вернуться к семье в Дешиву.
— В этом году уже десять наших парней погибли, — пожаловался толстый бородатый хозяин, назвавшийся Бартоло. — Мы уже не можем как следует обрабатывать землю, не хватает рук, способных держать плуг. У нас больше вдов вроде вас, чем детей. Не знаю, кого они теперь будут брать в солдаты. Надеюсь, дело не дойдет До жирных трактирщиков! — Его толстые волосатые пальцы и во время разговора успели налить кружку пива и принять медную монету. Жирный или нет, я была уверена, ему не требуется даже смотреть на монету, чтобы определить ее подлинность. — Моя жена может прислать ужин в комнату. Женщины обычно едят наверху, когда путешествуют одни.
— Нет, я лучше останусь в общей зале. Я так долго была одна, что хочу посмотреть на людей.
— Как пожелаете. Бекки вас обслужит. — Он махнул женщине за стойкой, а сам тут же заговорил с другим посетителем.
В дымной комнате было человек пятнадцать — двадцать: некоторые одинокие путники хлебали суп, налитый из общего котла, несколько работников и торговцев отмечали окончание дня кружкой местного пива, зажиточное с виду семейство с двумя детьми в жестких воротничках бросало подозрительные взгляды на остальных посетителей. Никто из них не подходил под описание Паоло.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});