Серена Валентино - Всех прекрасней. История Королевы

— Мне очень жаль, что тебе нездоровится, матушка. Я могу что-нибудь для тебя сделать?

— Ты не могла бы принести мне яблоко? Самое красное и блестящее, какое только найдешь? — попросила Королева, пока Тилли протирала ей лоб.

Белоснежка покосилась на фрейлину, и та ответила ей усталым взглядом.

— Конечно, матушка. Я принесу тебе яблоко, — ответила Белоснежка.

— Спасибо, мой птенчик, — прошептала Королева, уже отправляясь в очередной сон.

Королева пришла к огромному, заросшему мхом дереву, у которого — она точно это знала — рос усыпляющий корень, любящий темноту и влажность. Королева не чувствовала более ничего, кроме холода и злобы. Она начала копать. Как она и ожидала, корень был здесь. Она вытащила маленький кинжал и расщепила корень, из него, окропив ей руки, вырвался фонтанчик вязкой жидкости, похожей на кровь. Зло поглотило Королеву, ее тело окоченело. Зачем она все это делает? Королева обмазала яблоко соком корня. Это погрузит Белоснежку в сон столь глубокий, что его будет не отличить от смерти. Может, потом Королеве тоже стоит откусить от яблока, и тогда она сможет всегда быть со своей дочерью, не боясь больше причинить ей вред?

Какое-то время она шла по лесу, пока не вступила на поляну, где стояли сестры.

— Похоже…

— Ты открыла рецепт…

— Ядовитого яблока?

Сестры взяли Королеву за руки и потянули ее к противоположному концу поляны. Там стояло волшебное зеркало, и Люсинда подвела Королеву к нему, а Марта и Руби встали по бокам и вытаращились на отражение Королевы.

Ее лицо — ее красивое лицо — на глазах покрылось глубокими морщинами и бородавками. Королева могла чувствовать запах собственного дыхания, и он вызывал тошноту, к нему примешивалась вонь гнилых зубов. Она стала старухой — старой, дикой и отвратительной ведьмой.

Сестры захохотали, когда Королева в ужасе бросилась прочь. С согнутой спиной бежать было тяжело.

Она неслась по лесу так быстро, как только позволяло ее новое тело. Вбежав в домик, она увидела Белоснежку. Но та бы в жизни никогда ее не узнала.

Ее дочь — теперь уже взрослая женщина — была неповторимо прекрасна. Но что-то было не так, куда-то исчезла ее кипящая энергия, она казалась совсем иной. И Королева вдруг поняла. Она ведь забрала ее сердце. Не то, что билось в ее груди. Нет, Белоснежка продолжала жить, но Королева лишила дочь ее души, когда оставила ее. Белоснежка разговаривала с дикими зверьками — их были десятки вокруг и внутри домика — как будто те могли ее понять. Что если все пережитое лишило Белоснежку рассудка? Эта мысль раскаленным прутом пронзила сердце Королевы. Могла ли эта беседующая со зверями, безумная от страха и горя девушка узнать Королеву в обличье старой ведьмы? Но что-то во взгляде Белоснежки говорило: она признала ее.

Но ведь это было невозможно!

Держа в ладонях маленькую птичку, Белоснежка улыбнулась старухе такой знакомой улыбкой. Казалось, перед ней вновь стоит маленькая девочка. Красавица малышка. Взрослая красавица. И, без сомнения, намного прекраснее Королевы.

— Здравствуй, моя дорогая, как поживаешь?

Белоснежка молча смотрела на нее, словно пытаясь запечатлеть ее в памяти.

— У меня есть для тебя подарок, — сказала Королева, протягивая дочери яблоко.

Белоснежка, беря с ладони матери плод, посмотрела ей прямо в глаза.

Словно не замечая, что делает, девушка бездумно откусила от яблока и тут же упала, так и не выпустив его из пальцев. А перед тем, как закрыть глаза, она сказала:

— Вот и сбылась моя мечта, мама. Ты пришла, я знала, что ты придешь. Я люблю тебя…

Королева опустилась на колени рядом с дочерью, поцеловала ее и прошептала ей на ухо:

— Я тоже тебя люблю, мой птенчик. Я очень тебя люблю.

ГЛАВА XIX

Дурная одержимость

Королева встала с постели, впервые за долгое время чувствуя себя хорошо. К ней вернулись силы, подкрепленные уверенностью. Сон открыл ей глаза на собственные душевные метания и на тот факт, что она сбилась с правильного пути. Воспоминание о Белоснежке, какой она предстала перед ней во сне — больной, бледной, а затем мертвой, — не покидали ее мыслей. Но вместо того, чтобы растопить ее сердце и заставить Королеву броситься к дочери и крепко обнять ее от счастья, что та жива, увиденные образы лишь вызвали в ней торжество.

Разве могла эта девица — с потухшим взглядом черных глаз и лишенная сердца — соперничать в красоте с Королевой?

Откуда в ней взялась такая неуверенность? Право, все дело в болезни. Никак иначе. Впервые за многие дни Королева поднялась с кровати, распахнула шторы и увидела Белоснежку в ее лохмотьях, убирающую двор. Да, она была красива. Но не шла ни в какое сравнение с Королевой.

Королева позвала слуг, чтобы те подготовили ванну, и вскоре, посвежевшая, облачилась в свое лучшее платье. Убрав черные волосы под платок, она надела корону, застегнула свою любимую пурпурную, с красной подкладкой мантию и золотой брошью с рубином.

Осмотрев себя в волшебном зеркале, она улыбнулась. Без сомнений, она еще никогда не была столь прекрасна.

— Раб в зеркале волшебном, — начала она, — явись из тьмы глубин. Не заглушить зов ветром. Ответь мне в сей же миг!

За стеклом вспыхнуло пламя, а когда оно потухло, в зеркале появилось лицо.

— Что желаете знать, моя Королева?

— Зеркало волшебное, кто всех прекрасней в мире?

— Все в трепете от вашей красоты, Ваше Величество, но постойте! Что за чудесную деву я вижу! Даже лохмотья не могут скрыть ее грации — увы, но она прекраснее Вас, — сказал Раб.

— К несчастью для нее! — в ярости закричала Королева. — Кто она? Назови ее имя! — приказала она.

— У нее алые, как розы, губы, черные, как смоль, волосы, а кожа белее снега…

Королева едва не упала в обморок. Комната начала вращаться, а пол — уходить из-под ног. Она схватилась за брошь и в ужасе попятилась.

— Белоснежка!

Королева подбежала к окну. Белоснежка все еще подметала вокруг колодца, напевая легкий мотив и пританцовывая, и при виде этого в груди Королевы вспыхнула ненависть. Судя по всему, ничто не могло расстроить Белоснежку. Как она могла так скоро оправиться после смерти отца? Разве она забыла все то счастливое время, что они провели вместе? Как ей удалось найти в себе силы вновь улыбаться, смеяться и петь?

И любить?