Влада Воронова - Пути Предназначения

…Они шли по мосткам между залитыми водой полями.

Гюнтер глянул на небо, затянутое низкими свинцово-серыми тучами.

— Опять дождь будет.

— Для трелга это хорошо, — ответил Николай.

— Комары зажрали, — пришлёпнул Гюнтер очередного кровососа.

— Что поделаешь, здесь плантация, не город. — Николай краем глаза посмотрел на Гюнтера и спросил: — Ты парень вроде не жадный, а нелюбимым делом ради денег занялся. Я об универе твоём говорю. Или не для себя деньги были нужны?

— Не для себя.

— А для кого?

— Для сестры. Того, что осталось после продажи ресторана, не хватило бы, чтобы дать ей хорошее образование. А без него, сами понимаете, в люди не выбиться. Я хотел, чтобы она закончила през… императорскую школу и Центральный университет. Это не только хорошие знания, но и престиж, солидные преимущества в устройстве на работу.

— Женщине работать совсем не обязательно. Девочке лучше учиться в каком-нибудь хорошем столичном пансионе. Там и манерам высоким научат, и мужа богатого да родовитого подыщут.

— Всё верно, — быстро согласился Гюнтер. — Но если есть собственная работа, это надёжнее.

— Ну да, ну да, — покивал Николай. — Особенно, если работать в окружном департаменте, там деньга всегда будет немалая. Так что же ты тогда универ бросил? Уже не хочешь сестру на хорошую должность пристроить?

— Она умерла.

— Ох, прости, — Николай пожал Гюнтеру плечо. Тот кивнул.

— Как её звали? — спросил Николай.

— Илона. Если позволите, почтенный, я не хочу об этом говорить.

Лицо у мальчишки закаменело, а глаза… Такой пустоты и боли Николай не видел ещё никогда.

— Зря молчишь, — мягко сказал ему Николай. — Выговорился бы, поплакал. О мёртвых плакать для мужчины не зазорно, а на душе легче станет.

— Нет.

— Но почему? Думаешь, я смеяться буду над твоим горем?

— Нет, — качнул головой Гюнтер. — Вы не похожи на того, кто способен смеяться над чужой болью. Просто… — Он прикусил губу, отвернулся. — Я поставил себе психоблок, почтенный. Я знаю, что делать это без крайней необходимости нельзя, а самому себе ставить психоблок нельзя вообще никогда, но я не смог выдержать… Нужно было отгородиться от всего этого, не чувствовать, не думать… Иначе я бы сошёл с ума. Есть боль, которую выдержать невозможно. Я поставил психоблок.

— Что это? — не понял Николай.

Гюнтер посмотрел на него с удивлением.

— А разве у вас не было ментальных тренингов?

— Нет. — От растерянности Николай даже забыл спросить, у кого это «у вас».

— Тогда и говорить не о чем.

Гюнтер резко отвернулся, зашагал по мосткам. Поскользнулся на мокром пластике, Николай едва успел подхватить его под руку, чтобы не упал в воду.

Крепко обнял Гюнтера, прижал к себе.

— А ты всё же поплачь. Давай, парень, не зажимай себя. Отпусти боль, пусть уходит хоть слезами, хоть криком.

Гюнтер задрожал. Дыхание стало хриплым, прерывистым, глаза закатились, как в приступе падучей.

— Ты чего? — испугался Николай. Гюнтер не слышал, а спустя мгновение обмяк, выскользнул из рук Николая, свалился на мостки.

— Да ты же… — Николай наклонился, прикоснулся к щеке Гюнтера. Горячая как огонь. — Ой, как скверно, — прошептал Николай. И закричал батракам: — Брезент давайте, быстро!

Батраки положили Гюнтера на брезентовое полотнище, понесли к вагончику старшин.

— Подождите. — Николай взял у Гюнтера мобильник. — Теперь несите. И быстро!

Николай открыл список номеров. Где-то тут был телефон дяди. Судя по всему, это единственный родственник Гюнтера.

Трубку дядя взял после второго гудка.

— Я знакомый вашего племянника, — сказал Николай. — Он заболел. Серьёзно.

— Что с ним? — Голос у дяди твёрдый и властный. Николай оробел.

— Я не знаю, досточтимый, как это в городе по-научному называется. У нас говорят — нервная горячка.

— Поясни, — потребовал дядя.

— Ну это когда от большого горя лихорадкой заболевают. У него ж сестра недавно померла.

— В какой он больнице? — спросил дядя.

— Что вы, досточтимый, в больницу ни в коем случае нельзя! Это же не ноги переломанные, а душа. Из больницы его сразу в дурку отправят и так наширяют всякой дрянью, что Гюнтер на зомби станет похож. По-деревенски, отваром да молитвой лечить надёжнее. Так и сами врачи говорят. Я сейчас доктора из госпиталя вызову, чтобы бром выписал или ещё какое безвредное успокоительное. А дальше пусть знахарка занимается, она и не таких вылечивала. Только это, досточтимый… Вам бы приехать к нему. Я не знаю, чего у вас там повздорилось, но вы же всё равно родня. Нельзя с нервной горячкой одному среди чужих людей оставаться. Нехорошо это.

— Я скоро приеду, — ответил дядя. — Где вы?

Николай объяснил.

— Тут ещё такое дело, досточтимый… Гюнтер сказал, что поставил себе какой-то психоблок.

— Что??? — Ужас, прозвучавший в голосе дяди, напугал Николая до озноба.

— Ну это… Он сказал, чтобы о сестре не думать… Это плохо, досточтимый?

— Очень плохо, сударь. Так плохо, что хуже быть просто не может, — голос у дяди дрожал. — Я вылетаю немедленно. Спасибо.

В трубке запищали отбойные гудки.

Николай сунул телефон в карман формы. От тревоги за Гюнтера сжималось сердце. За эти дни Николай успел привязаться к парню.

Истеричное, трусливое и нервное ожидание пронизывало каждый сантиметр стен Алмазного Города. Император отказывал в аудиенциях, даже сиятельного Панимера и высокочтимого Лолия, своего официального наложника, велел не пускать. Они, как простые придворные, ждали в приёмной.

Адвиаг бросил на дверь императорского кабинета хмурый взгляд. Нужно было срочно вводить в Гирреан армейские силы. Но до тех пор, пока не начнётся открытое вооружённое противодействие, директор не мог сделать это по собственному приказу, обязательно требовалась подпись Максимилиана. А когда восстание начнётся, Бенолии уже ничего не поможет — ни армия, ни сам пресвятой Лаоран.

— И всё-таки доложите государю, — сказал Адвиаг референту. — Дело наиважнейшее и не терпит отлагательств. Речь идёт о безопасности короны.

Референт робко потянулся к селектору. Лолий злорадно усмехнулся и сказал:

— У досточтимого Адвиага любое дело считается причастным к безопасности короны, но ни одно из них не касается Погибельника. А сейчас нет ничего и никого опаснее для священной особы государя. Может ли досточтимый Адвиаг сообщить что-то новое об этом порождении дьявола? Иначе преступно было бы отвлекать государя от его многомудрых размышлений.