Вадим Храппа - Ульмигания

— И ты не просишь вознаграждения сразу?

— Я воин. Все, что мне нужно, я заберу в бою.

— Твои слова мне нравятся. Положим, я возьму тебя, согласен ли ты окреститься?

— Нет.

— Почему?

— Я прусс. Таким уж уродился и вряд ли изменюсь, если повешу на себя крест.

Лех помолчал, с любопытством разглядывая Дилинга, потом сказал:

— А знаешь, прусс, если б ты мне сейчас ответил утвердительно, я бы тебе не поверил. Хорошо, я принял решение. Завтра мы выступаем на Плоцк. Ты пойдешь впереди вместе с моими лучшими рыцарями. Посмотрим, каков ты в деле. А после поговорим о службе. Ты свободен. Но не думай, что тебе удастся бежать, за тобой будут присматривать.

— Сегодня, — сказал Дилинг.

— Что?

— Выступать на Плоцк нужно сегодня.

— Так… — протянул Лех. — Вот теперь я вижу, что ты знаешь гораздо больше, чем сказал мне.

— Я сказал все, что знал. Только ты плохо слушал, князь. Я говорил, что твой брат в союзе с пруссами и поморянами. Но если пруссы должны двинуться на юг после того, как узнают о твоей кончине, то Святополк вряд ли станет ждать. Я думаю, он уже идет и будет здесь если не сегодня, то завтра.

Князь задумчиво уставился в узор ковра под ногами.

— Похоже на то, — сказал он после раздумий. — Конрад не осмелился бы убить моих гонцов, если б не был уверен, что это сойдет ему с рук. Видно, он действительно рассчитывает на чью-то помощь. Ну что ж, милый братец, значит, пришла пора окончательных расчетов.

— Выходим не медля. Говорек, трубить «поход», — приказал Лех.

Глава 27

Лех Белый не дошел до Плоцка. В районе Бреста Куявского его нагнали отряды Святополка и с ходу, не дав краковцам возможности развернуться, ударили в тыл и разметали обозы.

Удар был настолько неожиданным, что в первые мгновения обескураженный Лех в панике принялся отдавать самые нелепые приказы. Так, он распорядился выстроить повозки для обороны, хотя видел, что большая их часть уже уничтожена, а остальные в беспорядке разбросаны. Он кричал, призывая под свои флаги рыцарей, не замечая, что хоругви втоптаны в грязь бесцельно метавшимися воинами. Те пытались спастись от окружения поморянами. Лишенный поддержки, Лех, как простой воин, сражался, размахивая мечом направо и налево, пока под ним, вспоротая ловким ударом, не рухнула лошадь. Какой-то пехотинец занес над Лехом топор.

— Я князь! Князь! — закричал Лех, сдергивая шлем.

Крик этот, казалось бы, абсолютно бессмысленный, все же оказал свое действие. Пехотинец отступил, опуская оружие, и тут же пал сам, сраженный мечом Дилинга.

Лех вскочил в седло приведенной пруссом лошади.

— Бежим! — сказал Дилинг. — Ты уже не спасешь свое войско, спаси хотя бы голову.

В отчаянии Лех окинул взглядом поле битвы. Повсюду поморяне гонялись за бросившимися врассыпную краковцами. Прусс был прав, их уже ничто не могло спасти.

«В Гнезно!.. — мелькало в голове Леха под стук копыт. — Собрать горожан… Поднять Великую Польшу… Связаться с русскими. Романовичи помогут… Покарать изменников!»

Он так и не узнает, что зять Святополка Владислав Одонич уже выбил из Гнезно Владислава Великого и погнал его в сторону Познани, а князья Романовичи, бывшие до сих пор союзниками обоих братьев Казимировичей, решили принять сторону одного из них и уже бесчинствуют в пылающем Кракове. Не узнает, потому что в планы его спасителя-прусса не входило длинное путешествие.

У какого-то ручья они спешились, чтобы передохнуть. Дилинг напился коричневой от листьев воды, потом вымыл руки и вытер их о штаны.

— Ты спас мне жизнь, — сказал ему Лех.

Прусс не ответил.

— Как тебя зовут, гот?

— Дилинг, из рода Выдры.

Лех усмехнулся:

— У нас считается, что человек произошел от человека, а не от зверя. Но все равно, я запомню твое имя.

— Ага, — кивнул Дилинг.

Лех сидел, привалившись к березе, а прусс стоял перед ним.

— Садись, — сказал Лех. — Отныне я разрешаю тебе сидеть при мне. А доберемся до Гнезно — я посвящу тебя в рыцари.

— Мне это не нужно, — сказал Дилинг. — Да и ты уже не доберешься до Гнезно.

— Разве мы поехали не в ту сторону?

— Мы уже приехали, князь. Я ведь говорил, что должен убить тебя.

— Да, но ведь ты не сделал этого. Садись же!

— Я это сделаю сейчас.

Только тут Лех заметил, что прусс держит руку на рукоятке кинжала. Тот еще был у него в ножнах, но само положение руки вызвало у князя прилив холодной тошноты. Он потянулся за мечом, одновременно заметив, как внимательно прусс следит за его движениями.

— Ты что это вздумал? — спросил Лех, поднимаясь с земли.

— Молись, князь, не теряй времени, — сказал Дилинг.

Лех уже встал на ноги и почувствовал себя увереннее.

— Ах ты быдло!.. — рявкнул он.

Вытащить меч князь успел только до половины. Длинное лезвие кинжала вошло ему в голову снизу вверх точно под мочкой левого уха, и он рухнул без единого звука и вздоха.

Дилинг снял с его пальца печать с орлом и спрягал в кожаный кошелек на груди. Потом обтер кинжал пучком травы и занялся разоблачением князя. Доспехи были добротны и богаты. Вместо кольчуги — склепанный из тонких чешуек гибкий панцирь с наплечниками в виде львиных морд. Меч был непривычно длинен для Дилинга, но хорошей работы и стоил прилично. Его он тоже взял. Щит же — массивный, украшенный кованым гербом, неудобный и слишком заметный — он положил на тело князя. Теперь ляхи по крайней мере по щиту узнают его.

Погрузив добычу на лошадь Jlexa, Дилинг неторопливо отправился на север.

Глава 28

Бросившись в погоню за краковцами, Святополк был вынужден тут же ее прекратить. Объявился один из оставленных для защиты Сартавицы рыцарей и, еле ворочая языком от усталости, сказал, что в замке пруссы.

— Какие пруссы?! — изумился еще разгоряченный схваткой Святополк. — Ты что плетешь, идиот?!

— Не знаю какие, князь… С рогами. Ночью они как-то прокрались в замок…

«Пруссы с рогами… Пьяный он, что ли?» — мелькнуло у Святополка. Он хотел накричать на рыцаря, стоявшего перед ним в исподней рубахе, но вдруг до него начало доходить то, о чем он до сих пор старался не думать. Крива, Великий коварный Жрец, проклятый колдун, лучшего случая для мести Святополку за заигрывания с добринцами и не мог найти. И ему, Святополку, опытнейшему воеводе, следовало бы подумать об этом раньше, до того, как опьяненный возможностью разделаться со своим бывшим господином, он бросился на юг и обнажил спину. Как мог он, старый матерый зубр, так легко попасться в простейшую ловушку?!