Олег Князев - Кристалл Хаоса (СИ)

— Значит, он именно к тебе прицепился? От тебя одни неприятности… ладно, будем думать. Но позже. Скажи, уважаемый, а по суше нам можно пройти в нужное место?

— Можно. Но не рассчитывайте, что найдется проводник. Хотя вру, есть один. Точнее, одна.

Огосте устало тянула за собой огромную тележку, переполненную гнилой рыбой и объедками. Она ненавидела эту работу, но отец был голоден, и пришлось пройтись пешком в ближайший город за «пожертвованиями». Ей бы ни за что не справиться с подобной работой, если бы отец лично не наделил свою дочь недюжинной магической и физической силой перед тем, как отправился на бой с Безумным Программистом, и с треском проиграл его еще до начала, поскольку тот стал всемогущ в своей вотчине. С тех пор его и стало «много». Сама Огосте тоже была изменена Сферой, но, поскольку она тогда была бессильным маленьким ребенком, неладное творилось лишь с легкими девушки, живущими собственной жизнью и периодически отказывающимися работать как следует. Огосте втайне радовалась, что была на момент появления в Сфере очень слаба — чем сильнее был пришелец, тем сильнее изощрялся Безумный в своем страшном, меняющим тела и души врагов, «творчестве».

Плетущуюся по дороге из города Огосте окликнули на местной тарабарщине, которую она так и не выучила за несчетные тысячи лет, поскольку предпочитала общество отца общению с дикарями. Девушка обернулась. Ее нагоняла весьма странная группа людей и нелюдей. Огосте нахмурилась и изготовилась к бою — вампирша казалась опасной, маг — опытным и знающим свое дело, а божество сияло в магическом зрении Огосте странным приглушенным светом — так, будто что-то искусственно сдерживало его ауру. Конечно, с отцом его не сравнить, но бог есть бог. Догнав девушку с ее неприятно пахнущей повозкой, он обратился к ней по-фински. Огосте с завистью посмотрела на одежду странников — сама-то ходила в мерзких обносках, и сказала:

— Не говорить финский.

Божество принялось спрашивать, говорит ли Огосте на французском, по-английски, на русском и языках более продвинутых народов — египтян, тюрков, ассирийцев…

— Стой. По-английски вполне пойдет. Чего вы от меня хотите? Если вы грабители, то должны видеть, что взять с меня нечего. И вообще, тронете меня — отец проклянет так, что мало не покажется.

— О, английский. Давно его не слышала. — встряла в разговор жизнерадостная вампирша. — нам как раз к нему. Так что проводи нас, пожалуйста, к своему папаше.

Дорога даже на равнинных участках пути была почти незаметной и, по сути, являлась тропой, проложенной бесчисленными колеями от телеги Огосте. Когда начинались холмы, Мориния по собственной инициативе принималась помогать девушке в лохмотьях, применяя свою недюжинную силу для продвижения телеги вперед. Та в благодарность за помощь пыталась отговорить вампиршу от похода:

— Брось этих сумасшедших, так хоть ты выживешь. Говорю же, отец никого не щадит.

— Ну, у нас план. Когда он узнает, что мы ищем Врага, он поймет, что…

— Но он не будет вас слушать!

— Мы что-нибудь придумаем. Успокойся.

— Я не пойду с вами «вглубь», не хочу видеть, как он с тобой расправится.

— Вглубь — это как?

— Увидите.

Чем дальше шли путники, тем холоднее становилось. Кристалл Хаоса сменился далеким тусклым солнцем, которое усердно делало вид, что восходит утром и заходит ночью. Вместо внутренней поверхности Сферы в небе ночью царили три луны, уже виденные Жалким. Тизиан оказался кладезем огромного количества ныне забытых рифмованных загадок, многие из которых были слишком специфичными, и их отгадывали лишь Рольф наперегонки с Моринией. Бывший алхимик оказался более догадливым, зато его любовь хорошо помнила старые имена и события, так что большого преимущества никто из вампиров так и не набрал. Огосте периодически тихонько затягивала песни собственного сочинения, которые никому не нравились, но все предпочитали об этом умолчать, стараясь не обижать своего единственного проводника.

Наконец, похолодало настолько, что повсюду все было покрыто инеем. Ирис увидела на камне живую человеческую печень, излучающую пар в морозный воздух. От печени тянулась покрытая рыбьей чешуей трубка, уходящая вдаль.

— Смотрите. Как странно…

— Отец близко. Слушайте, я благодарна за компанию, но вам пора вспомнить об инстинкте самосохранения.

— Нет уж, никуда мы отсюда не пойдем. Точнее пойдем, но вперед. — бодро сказала вампирша. Она храбрилась — впереди ее зоркое зрение наткнулось на целые залежи соединенных трубками печенок, и Моринии от этого зрелища было не по себе.

— Пиршество для Царя Невыразимой Истины! — хором завыли безглазые пасти на тонких паучьих ножках, набрасываясь на гниющее содержимое телеги. Пасти были соединены с большим мешком пульсирующей склизкой плоти, как и многие другие органы, сваленные в кучи. От самого мешка отходила толстая артерия, уходящая куда-то вдаль за завалы из плоти. Океан человеческих органов тянулся вперед всюду, куда хватало глаз.

— Это и есть твой отец? Выглядит не очень опасным. — сказал Жалкий, отпихнув ногой одну из пастей, решившую попробовать на прочность кожу его сапогов.

— Это не он… не совсем он. На этом слое он даже сказки мне не рассказывает.

— То есть, он не станет отвечать на вопросы?

— Здесь нечему отвечать на вопросы. Пойдемте дальше, я проведу. Может, он будет не так зол, как обычно, если я буду рядом. Но я бы не надеялась…

Огосте шла и шла дальше. Отдельные органы сменились месивом из сегментов тел, точнее, одного и того же человеческого тела. Внезапно «цветок» из многих сросшихся ладоней приподнял голову без черепа, и она прошамкала беззубым ртом:

«Стало быть, завтра утром у каштана, незадолго до рассвета, — напомнил Годик, собираясь уходить.»

— Папа, потом расскажешь мне эту сказку. Со мной друзья, не трогай их, пожалуйста. Ну или убей быстро. И чтоб я не видела.

«Ладно, — ответил Силас.»

— Он пока не понимает, что я говорю. Пойдемте дальше.

Головы стали встречаться все чаще, и каждая спешила рассказать свой фрагмент истории, пока Огосте не прошла мимо. Спустя пять утомительных часов фрагменты тел стали крупнее, и одна из мешанины изломанных фигур вместо продолжения рассказа сказала:

— Ты привела чужаков, девочка! Смердит жителями Сферы, невыразимо смердит! Отойди от них!

— Нет, папа! Не трогай их!

— Папа? Я твой папа? То-то ты кажешься знакомой. Отойди, дочь. Я лишу их воздуха в легких. Это легкая смерть для порождений Безумного.

— Они первые, кто со мной говорил по душам.