Людмила Минич - Ступени в вечность

— Так что же с тебя тогда спросу? — осклабился Корка. — Коль и вправду пустышка.

— Все расскажу! Это не меня, это его, другого Ведателя искал Великий! — Она пыталась вырваться из лап. Такхура, но тщетно. — Он и хранителей потому с собой привел! Хотел от него чего-то. А тот, другой, он не стал с Великим говорить, не побоялся… А меня, — частила девушка, — он случайно в пустоши нашел… обещал мне Игана вернуть, что по законам Бессмертных и так мой… А Великий и говорит, отдавай мне тогда женщину. А я сдуру и поехала. А он меня упек в этот каменный мешок, и…

— Заткнись, — рявкнул Корка. — Кто он, что он… Откуда Ведатель другой взялся? Да кто, что и кому обещал? Иган какой-то еще приплелся…

Досада проступала все больше в его голосе.

— Ты нас за недоумков держишь или сама убогая? — хрипел он все глуше.

— Погоди, погоди, — почти добродушно вмешался хранитель. — Времечка мне немножко дай, я ее посговорчивее сделаю. У нас тут один должок остался…

Девушка остолбенела. А потом забилась в его руках, не помня себя, даже боли почти не чувствуя.

— А ну! — Такхур встряхнул ее сильнее. — Ты это брось! Ты поласковее будь да попроворнее, тогда и проживешь подольше. Слышишь? Жизнь свою протянуть, что ли, не желаешь?

И тут Маритха заревела в голос, сообразив, что суждено ей тут пропасть. Сгинуть ни за что. Первый раз за всю дорогу в Табалу сообразила, что глупость сделала. Напрасно она из Ашанкара… Лучше бы у Нихи осталась прислужницей, лучше бы что угодно, чем такое!

И тут Такхур ее выпустил так резко, что Маритха снова грохнулась об пол, не удержавшись на ногах. Прямо больною рукой. Когда отстоналась, поняла, что вокруг творится странное.

Такхур носился по пещерной зале, отмахиваясь от пустого воздуха. Глазам не верилось — ведь ничего там не было! Однако махал он так, как будто руки себе решил оторвать. Потом выхватил нож и принялся вовсю дырявить воздух.

Девушка разобралась, наконец, где беснующиеся тени на стенах, а где Корка, и брови ее вовсе вверх поползли. Над трупом Самаха он боролся с той же самой веревкой, что укоротила жизнь хранителю Маритхи. Как она попала на его шею, одним Бессмертным ведомо. Вряд ли он сам ее натянул. Но никого рядом не было. Корка сам хрипел, сам затягивал веревку, сам же ее ослабить пытался. Упал на колени, борясь с нею, как с живою. А главный ее обидчик, сам не свой, уже не раз проносился мимо девушки. Однако увернуться было нетрудно даже ей, еле державшейся на ногах, потому что Такхур не видел ничего, кроме своего врага.

— И долго ты собираешься тут стоять?

Маритха аж подскочила, обернулась. Узнала бы этот голос из… многих, многих, многих. Всех голосов мира! И шарф этот расшитый, знакомый. И вечную насмешку, что сейчас показалась лучше самого участливого слова.

Он протянул ей руку, и Маритха уже ухватилась за нее, но тут же отстранилась. Так это и есть тот самый хозяин? Иначе откуда он взялся?

— Ты только и делаешь, что кричишь о спасении. Мертвый услышит.

— Значит… он соврал? Такхур соврал? Нет никакого слова тайного… против Ведателей которое? — вцепилась Маритха в его руку. — Тогда почему Великий?… Почему не пришел?

Тут пришелец сам резко дернул ее за руку. Девушка вскрикнула, чуть не упала, однако мгновение спустя поняла, что произошло. Такхур, смотря сквозь нее, опять пронесся мимо.

— Неподходящее место для тебя, женщина.

Ей показалось, что ее спаситель развлекается, наблюдая за тем безумием, что творилось в пещере Корки. Ведь это же он… ее спаситель? Или похититель? Или хозяин?

— Если ты предпочитаешь ждать Равангу — жди, пожалуйста. Тогда я удаляюсь и оставляю тебя наедине с друзьями. Надеюсь, когда я вас покину, им станет намного легче, и вы сможете продолжить разговор. А там и Великий поспеет. Как только пара будет снята.

— Как-кая п-пара?

От мысли о том, что Ведатель оставит ее с Такхуром, Маритха начала заикаться.

— То, о чем твой знакомый рассказывал, — небрежно кивнул он в сторону Такхура, отводя Маритху с его дороги. — Пара — песня Бессмертных. Колеблющая Нить. Так, что ее не узнать среди других подобных. Спутывающая виденье таким, как я. Пошли отсюда, если решилась, наконец. Мне надоело танцевать среди безумцев.

Ведатель отпустил ее и тронулся к двери, запахивая на ходу свой богатый арчах. Девушка двинулась следом, потом ускорила шаг, схватилась за его одежду, словно опасаясь потеряться в подземелье.

— Там еще люди Корки! Четверо… а может, и пятеро… Я в точности не сосчитала.

— Не беспокойся.

До самого выхода в ревущий ветер Маритха увидала лишь одного человека в черном. Со скачками и проклятиями он сдирал с себя что-то невидимое вместе с лоскутами одежды. Ведатель просто отодвинул его с пути, и Маритха проскользнула следом. Даже не оглянулась, страшась заразиться его безумием.

— Что с ними? — шепнула она, с трудом натягивая наличник.

Никто не услыхал бы ее в шуме бури, но он услышал. Как всегда.

— Не беспокойся, — повторил, наклонившись к ней. И только.

Выбрались на узкую улочку. Девушка тут же тяжело привалилась к стене, от которой ей следовало бы бежать подальше, и поскорее. Силы покинули. Рука, плечо, шея горели немилосердно. От боли голова на части раскалывалась

— Не могу, — прошептала она.

Ведатель обернулся, протянул руку.

— Если ты мне друг… если друг, — шептала она в полузабытьи, — помоги добраться… к Великому. Он поможет… Он все может.

Не обращая внимания на ее слова, Ведатель резко распустил пряжки ее арчаха. У Маритхи уже не было сил сопротивляться. Холодно… Она почувствовала, что падает, и уцепилась за своего спутника. Боль вспыхнула огнем и начала гаснуть, гаснуть… как и ее разум. Спасительное забытье пришло некстати, когда нужно бежать со всех ног. Но было так хорошо, боль таяла где-то вдали, там, где выла буря, пока не осталась лишь заноза, не давшая забыть о происшедшем.

— Пойдем, — слабо отозвалось в ушах.

Девушка с удивлением открыла глаза. Ведатель звал ее. Никуда она не провалилась, оказывается. Как повисла, так до сих пор и висела у него на плече. Никакого забытья, и… никакой боли. Она двинула свободной рукой. Тяжелая, как камень, но невредимая. Это как?…

— Пойдем.

Ведатель отстранился. Маритха задрожала, сразу стало студено. Он куда-то показывал в темноте. На нее? Ах, на распахнутые полы ее арчаха. Она скинула огромные рукавицы, чтобы управиться с пряжками, но на леденящем ветру руки тут же онемели. Конечно, намного легче распустить, чем собрать, с досадой подумала она, и тут же раскаялась. Что бы он ей ни сделал, а тело уже не болело до стонов. Однако ледяные иглы треплющей их бури, наверно, куда опаснее. Легкое невесомое тепло, окутавшее плечи и грудь, пока он стоял вплотную, теперь исчезло, как не бывало. Тело все сильнее сотрясала дрожь, мешая пальцам и снова путая мысли.