Эльдар Сафин - Рыжие псы войны

— Мне передать это темнику? — спросил Дайрут.

— Я обязательно доложу о твоей неучтивости Коренмаю, — зло бросил тысячник. — Темнику передай, что мы возвращаемся.

В лагере узнали, что имеется еще и обходная дорога, и обратно двинулись по ней: встретиться на обратном пути со злыми и недовольными наемниками Дайруту не особенно хотелось.

До ночи удалось проехать довольно далеко, и Рыжие Псы хотели уже устраиваться на ночлег, когда один из ускакавших вперед разведчиков — по незнакомым местам гонцы шли куда осторожнее — вернулся и доложил о том, что там деревня, и в ней какой-то праздник.

Дайрут устроил небольшой совет, и большинство высказалось за то, чтобы добраться до деревни и посмотреть, что там происходит.

Осторожно подобравшись поближе, Рыжие Псы обнаружили, что праздник выглядит необычно — на небольшой площади в центре деревни, хорошо просматриваемой с холма на околице, собралось человек сорок с факелами, встали вокруг столба, обложенного хворостом.

А на столбе висела женщина.

— Ведьму жгут, — сообщил Дамай, один из лучших следопытов. — Только как-то молода она для колдуньи.

Дамаю можно было верить — он обладал очень острым взглядом и отлично видел даже в темноте.

— Да взяли первую попавшуюся девку, обвинили ее во всех бедах и издеваются! — зло сказал Тарыс.

Лезть в заварушку с местными смысла особого не было, но Дайрут неожиданно подумал, что не может оставить все просто так.

— Мы можем ее спасти, — сказал он.

— И потеряем половину наших, — не согласился Дамай, хотя было видно, что ему не терпится в бой.

Коренмай, да и сам Вадый не раз говорили, что Рыжие Псы не должны вступать в схватку, если есть возможность ее избежать. И если сейчас Дайрут потеряет хотя бы одного Пса, то главный гонец рано Или поздно узнает о том, что это произошло по его вине, и наверняка сможет использовать это против десятника.

— Мы никого не потеряем, — улыбнулся Дайрут.

У него уже был готов план.

Лиерра попалась очень глупо.

В пирогах с черникой, которыми с ней расплатились за благополучные коровьи роды, оказалась сон-трава, чей привкус очень похож на черничный. На полпути к собственной избушке ведьма присела на пенек, чтобы подробнее осмотреть добычу — две серебряные монетки, баранью ногу и три пирога.

Есть хотелось сильно, кроме того, сама Лиерра великолепно варила зелья и отвары, могла приготовить отличную похлебку, но вот с выпечкой у нее с юности не заладилось.

И она съела один пирог. Всего один! А потом решила, что это та сонливость, что приходит за сытостью, и всего на миг прикрыла глаза. А когда открыла их вновь, то уже висела на связанных руках, закрепленных сверху на столбе, ноги ее были привязаны снизу, а рот заткнут вонючей тряпкой.

И вокруг стояли крестьяне — на их тупых лицах хорошо различимых в свете факелов, отражались восторг и опаска.

— Дыкть, это… — начал старейшина, выходя вис ред. — Ведьма Лиерра загубила три десятка человеков в Гнильцах. Морила скот, травила колодцы. Насылала болячки на честных людев. Как считает обчество, достойна ведьма Лиерра жизни?

— Не достойна! Не достойна! — заорали мужики, окружавшие обложенный хворостом столб.

— Красивая баба, — выкрикнул сбоку кривой мужик в дырявой рубахе. — Может, позабавимся обчеством вначале?

Это предложение вызвало некоторую задумчивость среди мужской части и шквал негодования — среди женской. Лиерра надеялась, что победят мужчины — ей требовалось только несколько мгновений с развязанными руками, чтобы начать «представление», ну а дальше она что-нибудь придумает.

Однако идти против своих баб мужики не решились.

— Будем слушать оправдания? — поинтересовался старейшина.

На этот раз все были единодушны — слов ведьмы боялись еще больше, чем ее действий. Она могла проклясть, оболгать, да мало ли чего еще?

— Ну, тогда во славу Светлого Владыки, — старейшина нерешительно повел факелом в сторону хвороста.

— Горит! Горит! — заорали вдруг бабы.

Старейшина пригляделся к хворосту — он был сыроват и разгореться так быстро не мог.

Хата Миклухина горит!

И действительно — на околице горела изба, самая дальняя, если глядеть с этой стороны. Старейшина выругался, но подумал, что ведьму и потом можно спалить, а вот если огонь перекинется с одной хаты на другую и пойдет по селу, то это будет трагедь почище той, что ему удалось как-то увидеть на Арене Тар-Меха, когда там выступали лицедеи с действом «Рыцарь королевы».

Все ринулись спасать горящую избу, и через несколько мгновений на площади остались только Лиерра и кривой мужик, предлагавший позабавиться с ней.

— Звонкая ты баба, — хрипло сказал он, разбрасывая ногами хворост, чтобы подобраться поближе к ведьме. — И ноги у тебя как надо растут, и сиськи аккуратистые, а не как у наших баб, у которых по два вымени.

Грязная мужская рука, вызывая смесь отвращения и надежды на глупость крестьянина, поползла от лодыжки Лиерры вверх, не торопясь, поднимая платье от колена и выше.

Мужик скрипел зубами от предвкушения, поднимая ткань уже на бедрах.

И тут Лиерра вдруг поняла: у него нет лестницы, он не сможет отвязать ее, только покуражится, побесится, полапает грубыми, отвратительно грязными руками и ничем не поможет ей.

Лапы крестьянина добрались уже до паха, он захрипел и прижался лицом к закрытому пока лону.

А в его спине выросла стрела.

Лиерра увидела, как на площадь бесшумно выезжают всадники — копыта лошадей были обвязаны тряпками. Один из них, самый длинный, легко встал на седло и разрезал веревки, другой — коренастый, с яростными прищуренными глазами — подхватил ее и небрежно кинул поперек седла, после чего весь отряд так же тихо поехал туда, откуда вынырнул несколько мгновений назад.

Один из воинов задержался, чтобы выдрать свою стрелу из спины мужика.

Руки болели, поясницу ломило, ноги мурашками отзывались на воспоминания об отвратительных лапах крестьянина. Лиерра не сопротивлялась — она чувствовала, что немедленной опасности нет, а потом уж она справится.

Бросив последний взгляд на столб, ведьма увидела, как подергивается в агонии умирающий кривой мужик.

Она, конечно же, не позволила бы ему умереть так быстро.

Но если брать дело в целом — то и так неплохо получилось.

Айра

На серые каменные стены просто просятся какие-нибудь гобелены, причем не старые, выцветшие, а новые. Вместо висящих по углам вытертых и облезлых знамен, захваченных предками пятьсот лет назад у правителей, чьи земли давно и прочно вошли в состав Дораса, можно будет поставить изящные вазоны с цветами. Скучный высокий потолок с застарелыми потеками было бы неплохо обить голубым шелком, чтобы он хоть немного напоминал небо.