Джон Майерс - Серебряный Вихор

Потом заговорил Беовульф. Мне понравилось, как он держался. Он понимал, что совершил великий подвиг. Он не похвалялся и не скромничал, а просто сказал, что рад был случаю оказать посильную помощь. Все от души приветствовали его, да и кто откажется от удовольствия повопить во всю глотку? И все мы охотно выпили в его честь.

Я наслаждался весельем пира и добрым расположением духа. Мое уныние как рукой сняло. Нет лучшего лекарства от гложущей вас тоски, чем буйная холостяцкая пирушка. Тоска измучила меня, но я взял над ней верх. Я окунул ее в мед и затем выудил из кружки, как утонувшую муху. Я искрошил ее кулаком, отбивая такт разгульной песни, слова которой знали все, кроме меня. Я исколол ее остротами и затем выдохнул вместе с хохотом.

После речей прошло примерно с полчаса, и тут началось такое… Мужики за соседним столом стали топать ногами и вопить. К ним присоединились и мои сотрапезники. Орали так громко, что поначалу я даже не мог разобрать, что они выкрикивали.

— Видсида!.. Видсида!.. Видсида!..

Я едва не позабыл, зачем пришел в Хеорот, но теперь взволнованно вскочил. Кто он, Видсид, — житель здешней округи, а может, и нет? Надежда меня не обманула. Взглянув туда, где сильнее всего кричали, я увидел Голиаса, который шел к почетному столу. Вспрыгнув на возвышение, он поклонился королю, а затем повернулся к нам.

Где старый друг, там и дом. Я радостно смотрел на него, предвкушая наше воссоединение. Как и на мне, на нем была теперь новая одежда. Он был разодет как щеголь: в ярком желтом жакете и зеленых штанах в обтяжку. Обут он был в короткие сапожки. Кроме того, он подкоротил волосы. Однако, изменив внешность, все же остался прежним Голиасом. Движения его были по-прежнему оживлены, и на лице написан интерес ко всему, что бы он ни делал.

— Что вам сегодня спеть? — улыбаясь, спросил Голиас. Только сейчас я заметил, что через плечо у него подвешена небольшая арфа. Он рассеянно настраивал ее, пока мы обсуждали этот вопрос.

— Давай-ка «Стоянку Уолтера»!

— «Сигмунда Сиггерсбейна».

— Нет, лучше «Сожженный Финсбург».

— Это мы слышали вчера.

— А как насчет «Хельги, убийцы Хундинга»?

— Что-нибудь новое! Что-нибудь новое! Голиас поднял руку.

— Хотите что-нибудь новое? — спросил он, когда зал успокоился.

— Да! — взревели все, и я вместе с ними, устав сидеть молча.

— Хорошо, наполняйте чаши, чтобы было чем смочить горло, когда пересохнет во рту. — Он улыбался нам, а мы — ему. — И теперь шуметь здесь буду только я. Ясно?

— Ясно! — ответили мы хором.

— Ну хорошо. — Выждав какое-то время, он взял несколько аккордов, чтобы привлечь наше внимание. — То, что я вам сейчас спою, — сообщил он, — называется «Смерть Бауи Глоткореза».

Суров был слух для старого Хьюстона Ворона:

Трусы бежали тайком из твердыни в Бексаре,

Бросив собратьев в беде беззащитными перед бесчинством

Лютых орд, лавиной лихой накативших

В надежде князя низвергнуть. Вникнув в новость,

Правитель, преступно преданный, не устрашился:

Закаленный злобой врагов, он замыслил

Мщенье монарха могущественного обрушить.

Разом он принял решенье разумное — вызвать

Тана того, чья толковость признана всеми.

— Слуги! — скрипнул зубами. — Скачите скорее за Бауи!

— Бауи! — бравому воину буркнул он хмуро.

(Поклоном почтил повелителя, тотчас послушно явившись,

Грозный герой.) — Говорю: гони что есть мочи!

Крепость к рукам прибери — иль круши без пощады.

Делай, что надо, а не под силу — делай, что должен.

Мы приветствовали решение Бауи и, конечно же, выпили за его успех. Голиас, поощряя наше сочувствие, тоже приложился к ковшу и продолжал:

Слава пристрастна к своим сыновьям, прогремевшим

Бесстрашье в бою, — Бауи был тут первым.

Попомнят потомки противоборство в Натчезе!

Натиск недругов — до полусотни — ножом отразил он,

Храбро орудуя им и с хрустом хребты ломая,

Вгрызаясь во внутренности врагов. Во многих войнах

Верх он взял, ведя за собою войско;

Стяжал он себе сокровищ на море и на суше

Груды и груды — горы богатств: говорилось —

Тролли, тревожась, в тайник серебро схоронили.

Без промедленья прибыл Бауи в Бексар.

Грозный приказ гарнизону геройскому отдал:

— Хьюстон Ворон войско вскоре хочет вести:

Времени вдоволь — вот что всего важнее.

Владений врагу не видать вовеки:

Будем в бою бастион отстаивать беззаветно.

Потоком противник прихлынул к Бексару,

Пытаясь плотину прорвать укреплений.

Во власти Вирда — сразить иль возвысить:

Бесстрашный Бауи битву впервые

Проиграл, к постели прикован горячкой,

Мучаясь молча. Но мощью духа

Памятовал порученье он прочно.

Смелее, соколы! — сказал он соратникам. —

Бодритесь, приятели: победа будет за нами!

Жадно жаждали славы жизнелюбивые таны,

Сильные в сече, стойкие в смертных сшибках.

Каждый рвался в резню — колоть и рубить рьяно.

Верны вождям воины — Ворону Хьюстону,

Могучему в брани Медведю Бауи.

Двенадцать дней длился дружный отпор:

Смогут ли сотне столь долго противиться десять?

Вспять волна устремилась. Усталые вой

Дважды дружины дикие прочь прогоняли.

Третий раз, мощным молотом Тора стены

Руша, рати ринулись бурно в Бексар.

Крепость кровью кропилась — круто

Пришлось нападавшим: немалая плата

Ждала желавших ворваться в жилище,

Где герои грозные их поражали

Насмерть, неколебимо на страже стоя.

Всяк десяти дерзостным выи сгибал,

Суставы выдергивал, в сердце вонзал оружье:

Такую вот виру взимали с врагов таны.

Всем это пришлось по душе, в чем Голиас не сомневался. Махнув нам рукой, он взялся за ковш.

Тринадцатый тан тяжелым снопом падал —

Дюжина дальше дралась достойно.

Задыхаясь, загнаны в угол, за каждую пядь

Жертвуя жизнью, жгучим восторгом

Полководцы полнились, погибая вместе.

Прижатый плотно к проходу, огненно-рыжий

Травис, трижды удар топора принявший,

С расколотым черепом, четверых с размаху

Кинул на камни, кишки выпуская наружу.

Настал тут конец ему. Крокетт неукротимый

(Топнет только, забывшись, — земля трясется)

Смерть нашел, на семи остриях наколот.

Кимбалл, конников командир, пал точно так же;

Безбоязненно Бонхэм бросился прямо на пики.

Полубезумные от потерь, победители не желали

Мира и с мертвыми — терзали трупы,

Страшась сохранившейся слабой искры,

Способной смутить их самоуправство.

При подсчете павших послышались крики:

Бауи буйный бунт учинит и бойню!