Антон Карелин - Вторжение

Видение мгновенно пронзило девочку, отпечатавшись в ней пульсирующим, жгущим огнем, и тут же выветрилось, исчезло. Он просто стоял, смотрел, и ничего не текло у него по лицу, а волосы были совершенно нормальные, чуть встрепанные... Но в жестоких глазах его была темнота.

Почти позабытый, в последнее время ставший привычным и не столь режущим, на нее тут же навалился душащий, вяжущий, давящий Страх. Элейни поспешно опустила голову, она вся пылала и едва сдерживала дрожь.

Страх сделался подавляющим, стискивающим горло. Она увидела незнакомого человека изнутри, мгновение лицезрела его таким, каким он был в глубине души, — и человек этот был столь отвратителен, что ужас стальными клещами рвал ей грудь, душил ее, пригибал ее к полу, вселял в руки дрожь, а в ноги подгибающую слабость.

Девочке, задыхающейся от внезапного, краткого и судорожного ужаса, казалось: соломенноволосый маг, ясно увидевший, что она разглядела все, прячущееся, гнездящееся в нем, тотчас же попытается уничтожить ее, чтобы она никому не успела об этом сказать и никуда не успела сбежать отсюда.

Ей показалось, что он сейчас едва заметно двигает рукой и...

«Он плохой! Он ужасный! — тотчас воскликнула она, всеми силами стараясь взлететь и врезаться в спокойную фигуру неподвижной Вайры, проникнуть в ее разум и передать ей все это, чтобы она услышала, увидела и поняла. — Мамочка! Он убьет меня! Пожалуйста! Спаси... те!..»

Остальные тотчас узрели результат этого невидимого удара, хотя не могли узнать обо всех его последствиях; во-первых, Вайра на спине у Малыша резко вскинула голову, словно услышав что-то, неслышимое остальным, жеребец внезапно громко, испуганно заржал, боком, заплетающимися ногами рванувшись прочь, и только сухая, краткая команда Ллейна заставила его застыть на месте с широко распахнутыми глазами, крупно дрожа; во-вторых, сама женщина сильно дрогнула и выронила удерживаемый на плечах плащ.

Тут же отовсюду послышались краткие вдохи и выдохи несдержанного удивления: взглядам замерших открылись сверкающие на темно-синем атласе семь разной величины бриллиантов, вправленных в платиновое колье, отсветы от которых, преломлявших яркие солнечные лучи, раскрашивали даже траву под ногами у Малыша.

Солдаты ахнули. Может, кто и удержался, но лица у всех стали такие, что бродящему поблизости художнику можно было бы смело начать писать картину. С названием: «Мародеры, увидевшие Чудо».

Элейни почувствовала, как державшийся на ней несколько мгновений давящий, пульсирующий взгляд мага теперь исчез, переместившись, очевидно, на Вайру, и смогла впервые за прошедшие несколько долгих мгновений сильно, в полную грудь вздохнуть. Ее по-прежнему трясла неуправляемая дрожь, но девочка заставила себя посмотреть на реакцию солдат. У всех она была практически одинакова. От изумленной к недоверчивой, затем к испуганной и подавленной.

«Аристократка, магичка или эльфка! — было написано на их лицах. — Своенравная, гордая, властная. Чего с ней делать?!.» В глазах черноволосого рябого промелькнула нескрываемая досада. Остальные начали приходить в себя, кто потирая рукой лоб, кто меняя позу.

Только дварф не высказал, мимикой или вздохом, бормотанием или ругательством, ясности, присущей реакциям остальных, а точнее, не проявил вообще никаких чувств. Он по-прежнему стоял на своем месте, не шевелясь, не меняя положения руки с арбалетом, упертой локтем в живот, и в выпуклых глазах его лишь на мгновение шевельнулся интерес, тут же сменившийся безразличием. Он казался големом, оживленным по воле колдуна и лишенным всех чувств.

Соломенноволосый маг также остался сравнительно бесстрастен: он только пожевал губами и удивленно покачал головой. Но Элейни этого не видела, потому что смотреть в его сторону она не стала бы сейчас, кажется, даже под страхом смерти.

Вайра, бледная, горящим взглядом уставившаяся в никуда, прерывисто выдохнула, словно выходя из глубокого транса, и слегка нетвердой рукой погладила трясущегося Малыша. Тот успокаивался, рывками мотая хвостом и поминутно переступая с ноги на ногу. Вихрь и Гром тихонько фыркали на него, то ли ругая, то ли пытаясь поддержать. Отверженная спустилась с коня. Ллейн, не промедлив ни мига, наклонился, поднял с земли и подал ей плащ, в который она, рассеянно кивнув, тут же завернулась.

Немая сцена на этом закончилась.

— Ну, — вновь подал голос тот самый, что отдавал здесь приказы, и девочка, вскинув голову, увидела, что это, оказывается, точно человек, — тот самый, с длинной кольчугой, оспинами и красным лицом, — мы, к слову сказать, сильно рады будем такой знатной госпоже, кем бы она ни была. Кхе-кхе, — лицезрея краешек прикрытого плащом сверкающего бриллиантами колье, он сильно покраснел, закашлялся и теперь постепенно приходил в себя. — Н-да... просим, э-э-э, значит, принять наше гостеприимство. Проводим с почетом, стало быть.

Вайра молчала, не проявляя никакой реакции на слова десятника. Она словно была где-то далеко, хотя прекрасно видела и слышала все вокруг. Ллейн также молчал, и Герт, разумеется, тоже. Малыш резко фыркнул на донимавших его Вихря и Грома, после чего те также разом замолчали.

Рябой постоял немного, решая, как же теперь быть и в каком тоне вести разговор, но, очевидно, вспомнил про военное положение, про опасности, утроенную бдительность, а потому продолжил более уверенно:

— Ну а ты чего стоишь, как цаца? Иди к дяде Ялту, он тебя приголубит.

Элейни в первую секунду не поняла, что обращаются именно к ней, затем медленно подняла тяжелую голову и уставилась на него.

«Чокнутая, горе милосердным, чокнутая, — явственно вспыхнуло в его глазах, — щас ка-ак завизжит, о-о, мать моя честная!..»

— Зачем? — громко и очень ровно спросила Элейни, глядя немигающе и прямо. Девочка была очень бледна, но вместе с тем пылала, щеки казались пятнами на фоне белого лица.

— Как зачем? — почему-то от всей души обрадовался рябой. — Приголубить — это ведь первое ж дело!

Никто не заржал, но некоторые заусмехались. Розовощекие полурослики одновременно переглянулись, и на лицах обоих заиграли свеженькие улыбки до ушей. Зубы у них, надо сказать, были прямо лошадиные.

Рябой тем временем, явно ожидая ответа, с ухмылкой глянул на молчаливо стоящих Вайру и Ллейна. И от выражений их лиц ухмылка его дернулась, треснула напополам раскрытым ртом, который он тут же и закрыл, передумав говорить то, что, видно, хотел сказать. И мгновенно помрачнел.

— Ну? — резко и зло рявкнул он. — Долго ждать?

Это было, словно удар ладонью по щеке; Элейни вздрогнула и вдруг услышала холодный, прямо-таки ледяной, глубокий и властный голос Вайры.