Дэйв Дункан - Настоящее напряженное

Потребовалось еще немало пива и оживленных споров, чтобы молодые воины наконец решили: Д’вард Копьеметатель вполне достоин занять место среди них. Все равно Ниол расположен слишком далеко, чтобы о нем тревожиться. Ему выдали кожаную повязку, забрав при этом башмаки; возможно, они пошли в уплату. Двое из его новоявленных братьев принесли краску и принялись раскрашивать его лицо, терпеливо объясняя значение и смысл каждой черточки. Синие копья и щиты посвящались Ольфаан Детине – синий цвет вообще символизировал Деву. Черные черепа означали, что они служат Зэцу и не боятся его. Два желтых треугольника и лягушка свидетельствовали о верности Юноше. Синий серп, рука и улитка посвящались другим ипостасям Астины. Маленький белый луч служил напоминанием о Висеке. Красного цвета не было вообще, ибо все они пока оставались девственниками. Зеленый молот посвящался Мужу и приносил силу, и все в том же духе.

Последовала короткая дискуссия на тему, скольких отметин мужества он достоин – одной или двух, – и в конце концов сошлись на двух: одной в знак того, что его приняли в отряд, и второй за отвагу со щитом. Несколько разгоряченные пивными парами, но уже не такие опасные, они всей компанией отправились провожать Д’варда Копьеметателя в молельню Ольфаан Астины. В этой своей ипостаси Дева была богиней воинов, а также покровительницей всего Нагленда; ее главный храм находился в самом Наге.

Подойдя к святому месту, Эдвард уловил виртуальность, исходящую от узла, однако молельня, похоже, располагалась на самом его краю. Теперь он уже твердо знал, что в молельнях в отличие от храмов не может постоянно проживать божество. Эта молельня представляла собой ветхий – и довольно вонючий – кожаный шатер, внутри которого находились алтарь и резное изображение молодой женщины в доспехах. Изваяние достигало половины человеческого роста и было выполнено неожиданно искусно; он даже подумал, уж не похитили ли его где-то. Впрочем, если на этом узле не проживало своего божества, ему ничто не угрожало ни от Астины, ни от ее вассалов.

Однако совсем рядом стоял храм Кробидиркина Пастыря, ипостаси Карзона. Вот он-то явно опасен. Сожжение Калмака Плотника организовали жрецы Мужа, и время для этого было выбрано слишком точно, чтобы считать это простым совпадением. Или Карзон, или Зэц предположили, что Освободитель будет искать Службу, и подозревали, что он находится в Нагвейле. Эдвард остерегался, что на своем узле пришелец запросто распознает присутствие другого пришельца.

И все же он не смог придумать ничего, чтобы избежать тяжкого испытания, которое уготовили ему его новые одноклассники. Отметины мужества были наградой, источником гордости, знаком признания со стороны товарищей. Его новоявленные братья, ухмыляясь, нарисовали ему на ребрах полосы для надрезов. Они достали каменный нож и поставили перед ним миску соли, которую он должен был втереть в рану, чтобы остановить кровотечение и обеспечить заметный шрам. Затем они приготовились смотреть, как он со всем этим справится. Разумеется, это было жертвоприношение богине. Это было демонстрацией мужества. Это было чертовски рискованно, ведь он пришелец. Мана, которую получит Ольфаан, могла вернуться к нему, а это мог заметить Кробидиркин Карзон, или он потеряет то, что собрал только что, или… да что угодно еще.

Однако выбора у него не было – он резанул, втер соль и стряхнул слезы, навернувшиеся от боли, прежде чем они размыли краску на его лице. Он не чувствовал ничего, кроме злости и жуткой боли. Первое прикосновение соли было, пожалуй, самым болезненным ощущением за всю его жизнь. Во второй раз рука его дрожала так сильно, что он порезался слишком глубоко, и боль от соли оказалась еще сильнее. Но ничего чудесного не произошло. Возможно, он просто слишком устал и перебрал этого поганого пива, чтобы заметить ману.

Его братья чуть ли не на руках отнесли его обратно в казарму и радостно объявили, что его очередь готовить обед.

Зато он нашел кров над головой, без чего ему, возможно, грозила бы голодная смерть или казнь. Несколько недель языковой практики, и он сможет отправиться дальше на поиски Службы.

То есть если Службу стоило еще искать.

Те сотрудники Службы, которых он встречал до сих пор, погибали слишком быстро.

13

– Вон поилка для лошадей и колонка! – Джинджер притормозил. – Там он может напиться.

Смедли согласился, что ощущает жажду. Еще больше он ощущал себя дураком; все хлопотали вокруг него и только обостряли это чувство. Порез на ноге выглядел не слишком-то серьезным. Он вряд ли потерял слишком много крови, просто он потерял ее слишком быстро. Ногу наскоро перевязали обрывками одеяла, зато теперь он пришел в себя, вытянув ее на подушках. Он был в порядке, просто ему хотелось пить.

Машина остановилась у поилки. А где еще можно напиться в два часа ночи? На поилку выходили какие-то окна. Джонс выключил мотор – наступила тишина, нарушаемая только раздражающим потрескиванием остывающего металла.

– Черт! – сказала Алиса. – Нам не в чем принести ему воду.

– Я сам дойду! – возмутился Смедли. – Право же, вы поднимаете шум из-за пустяка.

Экзетер открыл дверцу и выбрался из машины. Смедли собрался за ним следом.

«Черт!»

– Куда делись мои ботинки?

Алиса завязала ему шнурки.

Гордо отказавшись от помощи Экзетера, он кое-как доковылял до колонки. Собственно, все, что он чувствовал сейчас, – это легкое головокружение. Наклонившись к трубе, он пил, пил и пил. Это заметно помогло. Небо покрылось серебристыми облаками, луна играла в прятки. В ее свете он увидел, что вся одежда его в крови. Кутаясь в шинель, подошел Экзетер. Черт, кровь была даже на шинели. Когда они вернулись к машине, Джонс, взяв в руки керосиновую лампу, осматривал ее обшивку. Салон напоминал бойню.

– Простите за вопрос, – сказал Экзетер, – но чья это машина?

– Краденая! – поспешно ответила Алиса.

Он взвыл, как гиена.

– Потише, балда! – шикнула она, косясь на окна коттеджей, выходившие на дорогу.

– Нет, серьезно, чья она?

– Пусть тебя это не беспокоит. Нам еще далеко, мистер Джонс?

– О, мы где-то на полпути, почти в Четеме. Когда проедем Медуэй, сможем свернуть на А-два.

– А вы как считаете, генерал Смедли? – спросила Алиса.

– По второстепенным дорогам быстро не поедешь. А нам сейчас лучше улепетывать со всех ног.

– Не спорю, – устало вздохнул Джонс. – Я как-то лучше разбираюсь в неправильных французских глаголах, чем в стратегии. Да, а куда нам ехать в Лондоне? Может быть, к вам, мисс Прескотт?

– Почему бы не бросить там наших тюремных пташек, а мы съездим с вами вернуть машину?