Вера Камша - ТАРРА. ГРАНИЦА БУРИ. Летопись первая.

Маг уверенно ступил на плотные кожистые листья, сплошным ковром покрывающие водоем. Роман последовал его примеру, живые зеленые плотики мягко пружинили под ногами, предвещая что-то необычное. Двое дошли почти до центра пруда, и листья расступились — блеснула вода. Уанн прикрыл глаза, сосредоточиваясь перед заклинанием, и забормотал нечто невразумительное. Водная гладь подернулась серебром, внутри закружились и затанцевали зеленоватые вихри. Они утихли, и Роман увидел полутемную комнату.

Окна скрывали тяжелые драпировки. Дубовые резные панели и массивный письменный стол создавали обстановку мрачной торжественности. За столом в кресле сидел полный седой человек в светло-зеленом одеянии. Роман узнал Архипастыря и с удивлением глянул на Уанна. Разведчик помнил, что главный клирик Благодатных земель — человек умный и занимается не столько делами небесными, сколько земными, обычно именуемыми политикой, но Белые Олени?!

Маг-одиночка прижал палец к губам, и эльф вернулся к водному зеркалу: разглядеть Архипастыря вблизи было полезно в любом случае. К главе Церкви людей Роман испытывал спокойное уважение. При Филиппе не сжигали ни еретиков, ни книг, не устраивали великих походов, не пытались разнести в клочья уцелевшие языческие постройки. Архипастырь подкармливал художников и музыкантов, стараясь с их помощью сделать церковные обряды красивее и светлее, а причитающуюся Церкви «тринадцатую долю» собирал в основном с людей состоятельных. Поговаривали, что Филипп сведущ в Высокой магии. Это не удивляло. Для того чтобы определить рамки Дозволенного, что входило в компетенцию Церкви, главе последней следовало знать больше, чем положено простым смертным. Филипп знал. Одним словом, его святейшество был человеком достойным, но пути его с тропами эльфов еще не пересекались.

С четверть часа бард рассматривал детали меблировки. Наконец Филипп очнулся от задумчивости и взялся за стоящий на столе колокольчик. Вошел кругленький монашек в очках и с обвязанным горлом.

— Брат Парамон, мне сообщили, что была предпринята попытка проникнуть в библиотеку.

— Ваше святейшество, сторож поднял тревогу, но злоумышленнику удалось бежать.

— Какой ущерб нанесен?

— Вор вслепую перерыл все помещение. В конце концов ему пришлось зажечь фонарь, свет которого его и выдал. Насколько известно мне…

— А тебе, брат Парамон, насколько известно мне, известно все связанное с библиотекой, — с улыбкой заметил Архипастырь.

Брат Парамон расплылся от похвалы, став до невозможности похожим на симпатичного сурка.

— Ваше святейшество, — доложил сияющий монах, — к счастью, не пропало ничего. Тем не менее я с большой долей вероятности могу предположить, что искал вор. Он рылся в хранилище гравюр в ящиках с литерой «Ж» — «животные», «К» — «Копытные» и «Р» — «Разное». Очевидно, ему была нужна некая гравюра с изображением копытного животного, но в необычном ракурсе. Не лошади и не мясного скота. «Лошади» и «Скот» у меня хранятся отдельно (вы же знаете, что кардинал Мирийский интересуется породистыми лошадьми, а Его Высокопреосвященство Иоахиммиус занимается мясными животными). Лично я готов предположить, что искомый предмет — старинная гравюра, выполненная в так называемом стиле темных эльфов и не имеющая аналогов. Это очень ценный экземпляр, и я не рисковал хранить ее в общем зале. Она находится в моем рабочем кабинете, куда вор не добрался.

— Принесите ее.

Роман взглянул в лицо мага; оно оставалось бесстрастным, зато на лице Архипастыря отчетливо читались тревога и нетерпение. Брат Парамон вернулся, торжественно неся потертый футляр черного сафьяна. Филипп торопливо отбросил крышку, и перед ним (и двумя сторонними наблюдателями) предстало изображение Белого Оленя.

Великолепное животное, увенчанное короной сияющих рогов… раздирало клыками человеческое тело. На заднем плане дымились развалины, а в море на всех парусах уходил корабль.

Архипастырь долго не мог оторвать взгляда от изображения. Наконец он резко повернулся:

— Брат Парамон, я прошу вас забыть об этой гравюре. Я позабочусь, чтобы никто, вы слышите, никто и никогда ее не увидел. И, кстати, почему в вашем каталоге она не числилась ни под литерой «Ж», ни под литерами «К» и «Р»?

— Ваше святейшество, она принадлежала ее святейшеству Циале и была ею собственноручно зарегистрирована на литеру «П» — «Пророчества»…

— Такие дела, Рене, — тихо сказал эльф. — Уанн, лучший из живущих магов, что б там ни говорил Примеро и его дружки, по каким-то лишь ему ведомым причинам наблюдал за Архипастырем и подслушал этот разговор. Старик, конечно, что-то скрывает, но и сказанного вполне достаточно, чтобы добиваться встречи с Архипастырем.

Рене Аррой молчал, прикрыв глаза. Возможно, он и был поражен, но на породистом лице не дрогнул ни один мускул.

— Филипп тебя примет, но сначала надо понять, что творится под нашим носом. Что со Стефаном?

— Для начала скажи — если ты столкнешься с чем-нибудь, что можно объяснить только чудом…

— Если других объяснений не будет, соглашусь на чудо.

— В таком случае придется согласиться с тем, что Стефан стал жертвой колдовства, но колдовства, совершенно чуждого человеческому или нашему. Гоблины и сурианская нелюдь здесь также ни при чем. Я никогда не сталкивался ни с чем подобным. Разговоры о простуде или простой порче — бред. Говорю как медик и маг.

— При этом Стефко не может ходить, а болезнь медленно, но верно его догрызает…

— …и по ночам ему снятся кошмары, которые он не помнит. Я заглянул в сознание Стефана. С его разрешения, разумеется. Обычно ужасы гнездятся в нас самих, но у твоего племянника удивительно твердая и ясная душа. В ней нет ни злобы, ни безумия. Я нашел едва заметные следы эльфийской памяти крови — кто-то из его, а может, и твоих предков был Светорожденным; самой же сокровенной тайной принца является любовь к дочери Годоя.

— Это как раз ни для кого не тайна, хоть мне его и не понять… Такая женщина может вызвать жалость или удивление, но никак не любовь.

— Стефан ее любит. Но к его болезни бедняжка не имеет никакого отношения.

— Ты все же недоговариваешь…

— Скорее, готовлю к «приятной» новости. Я усыпил Стефана, и… вот тут-то я и поймал их за хвост. Когда принц уснул, его сознанием и его телом тотчас же попробовала овладеть какая-то сущность, непонятным мне образом вцепившаяся в его астральное естество. Это нечто до такой степени чужеродное, что я едва его не упустил. Оно пытается полностью подчинить Стефана…