Виталий Обедин - Слотеры: Игра Покрана

С дружеской усмешкой он обернулся к Мышонку, который уселся на кровать, напряженно тиская в кулачищах краешек одеяла. Барон отчаянно нервничал не зная, как ему вести себя в сложившейся ситуации и что отвечать на все реплики ла Троя.

Это был удобный момент.

Ждать более не следовало.

... два мощных выстрела из «громобоя» слились в один.

Никогда не знал, что пистолет дает такую сильную отдачу!

Рукоять дернулась в руках с силой лягающегося копыта. Отдача едва не вывернула тонкие кисти, доставшиеся мне от барона ад`Гаррета. Гулкое эхо тут же потонуло в отчаянном реве человека, сходящего с ума от невероятной боли. Огромные пули «громобоя», пущенные почти в упор, раздробили кости мастера, словно хворостинки. Чернье ла Трой взмахнул руками и тяжко осел на подломившихся ногах. Осколки костей под тяжестью давящего на них тела разорвали мышцы ног, разодрали плоть острыми иззубренными кинжалами. Еще мгновение, и он даже не упал – грохнулся на пол, суча кровоточащими культями, связанными со ступнями лишь рваными лентами мяса и сухожилий.

– Ааааааа!!!!

Чернье орал так, что связки, не выдержав, полопались, и крик превратился в сиплый нечеловеческий вой.

Не дожидаясь, пока пороховой дым рассеется, я метнулся к ошалевшему Мышонку, присохшему к кровати, с выпученными в пол-лица глазами, и выдрал из подсумка второй «громобой». Перескочив через корчащееся в луже крови тело, я попытался ногой придавить Троя к полу, чтобы было сподручнее действовать, но массы мышиного тела не хватило. Изувеченный человек бился под ногой, как выброшенная на берег касатка. Изловчившись, я все же уткнул ему в поясницу кургузые стволы «громобоя» и нажал оба курка сразу. Клочья мяса и кровь ударили фонтаном! Посреди спины мастера Троя образовалась страшная дыра, в которую легко пролез бы мой измельчавший кулак. Не было нужды проделывать это, дабы убедится, что позвоночник перебит.

Теперь ла Трой даже на четвереньках не побежит!

Серебро, освященные пули, осиновые колья – все это ерунда.

Нет слов, они облегчают жизнь любому охотнику на чудовищ! Однако при желании и сноровке вполне достанет твердой стали, пары крепких рук и одной-двух свинцовых примочек. Молниеносной регенерации тканей еще не встречалось ни у одной известной мне бестии, если не считать Мастера Плоти, а самое ловкое и свирепое создание станет на время беспомощным, коли ему перебить хребет ... при условии, правда, что у него изначально он есть, этот хребет!

У Троя был!

Отшвырнув разряженный пистолет, я вытянул из-за пояса «единорог», метнулся к двери, выглянул наружу, убедился, что никто еще ничего не понял, и на постоялом дворе царит придавленная ужасом тишина, нарушаемая лишь звериным воем раненного. Оставалось еще несколько секунд форы, потом постояльцы, наконец, опомнятся, схватят все, что хоть отдаленно напоминает оружие, и поднимутся проверить, что происходит наверху, и кого ухлопали четырьмя выстрелами, прозвучавшими один за другим.

Время! Время!

Я вернулся в комнату, подбежал к Мышонку и вложил «единорог» в его трясущуюся безвольную руку.

– Живо в коридор!

– ... з-зачем... зачем... зачем? – лепетал барон, тыча пистолетом в извивающегося на полу кровавое месиво, полминуты назад еще бывшее человеком. – Зачем вы сделали это?!

– Заткнитесь и делайте, что я скажу! Быстро в коридор! Возьмите пистолеты в обе руки и сделайте морду зловещей. С этим проблем быть не должно, я свое лицо знаю! Рявкните на любого, кто попытается подняться сюда, и пригрозите прострелить голову!

– Н-но...

– Меня в этом хлипком теле никто не станет слушать! Быстро!

– ... но з-зачем...

– Быстро, вашу мать! Или вы вытащите аристократическую задницу в коридор, или я прострелю ногу и вам!!!

Побледнев еще более, Мышонок по стенке пополз к двери, пытаясь держаться как можно дальше от бьющегося в агонии мастера Троя. Идиот, он даже не сообразил, что два единственных заряженных пистолета зажаты именно в его лапищах! И что отобрать их силой я не смог бы у него ни при каких обстоятельствах!

Уже в дверях ад`Гаррет еще раз обернулся на середину комнаты и выскользнул наружу, с трудом подавив рвотный спазм. Но мне некогда было им любоваться!

Я подскочил к табурету, поднял его и хрястнул об пол, намереваясь развалить на куски. В любой другой момент у меня в руках уже остались бы годные для дела обломки, но чертовых сил в этом тельце ни на что не хватало! Отпрыгнув от пола, табурет остался целым. Бросив его на бок, я сбегал за вторым, стоявшим в дальнем углу, схватил поудобнее и несколькими ударами отбил ножку у первого. Хоть в чем-то повезло! Ножка отломилась на редкость удачно, расколовшись по всей длине, так что у меня в руках образовался обломок, увенчанный длинным заостренным деревянным «клыком».

С этим импровизированным колом я подскочил к бьющемуся в конвульсиях созданию и, приметившись, попытался всадить оружие меж лопаток. Не вышло. Дерево тут же увязло в плотных мышцах, и заостренный кончик обломился, когда мастер Трой в очередной раз дернулся. Подобрав с пола отброшенный пистолет, я вновь приблизился к окровавленному телу, приставил кол к спине и начал бить сверху тяжеленными спаренными стволами, используя «громобой», как молоток. Ошалевший от боли Чернье ла Трой или то создание, что носило его личину, все же сообразил, что происходит, попытался перевернуться, но, будучи полупарализован, не преуспел в этом. Правая рука его висела плетью и не двигалась, но левой он все же попытался дотянуться до моей ноги. Ему стоило только сжать пальцы, чтобы человеческая плоть и кости превратились в кровавое месиво!

Я еле успел отдернуть конечность.

Отложив пистолет, я вытащил из-за пояса дагу и, перехватив ее обеими руками, ударил, вкладывая всю массу своего тела. Узкое стальное жало легко пронзило плоть и на дюйм, а может и глубже, ушло в доски, намертво пришпилив руку мастера к полу. Вновь вооружившись пистолетом, я возобновил удары по торчащей из спины деревяшки.

– Назад! – раздался из коридора мой голос, прошитый истеричными нотками (я и так умею?!). – Все назад! Я начну стрелять и положу тут всех! Наза-ад!

Хлоп! Хлоп!

При каждом ударе мелкие капли крови летели в лицо, и в считанные мгновения я стал походить на мясника, вышедшего из бойни.

Хлоп! Бум!

Глухой стук дал понять, что кол пронзил тело насквозь и уперся в пол.

Из груди изувеченного человека вырвался громкий свистящий вздох, тело несколько раз конвульсивно дернулось и, наконец, затихло. Пальцы пришпиленной руки проскрежетали по полу, оставляя длинные царапины и полоски крови (толстые ногти ломались, выдираясь с мясом) и на этом все закончилось.