Лайон де Камп - Сталь и Змея (=Конан-Варвар)

Конан, погруженный в свои мысли, присел на край кровати спиной к девушке. Валерия медленно придвигалась к нему, рассыпая драгоценности по покрывалу. Ласкающие руки пробежали по широким плечам; она поцеловала Конана в затылок и, обхватив его руками, положила голову ему на плечо.

По-видимому, равнодушный к проделкам Валерии, Конан неподвижно сидел, уставившись на свои сжатые кулаки.

— У меня никогда не было больше, чем сейчас, — мечтательно мурлыкнула проказница. — Всю жизнь я была одинока. Часто я глядела прямо в разинутую пасть смерти, но никогда не заботилась о том, останусь я жива или нет. Одна, в холоде и темноте, я вглядывалась в чужие дома и шатры и видела теплый очаг, мужчин и женщин, сидящих бок о бок, играющих детей у их ног. А я шла по земле… одна.

Она взглянула в лицо Конану, но оно было темным и мрачным.

— А теперь у меня есть ты. Нам тепло, хорошо, мы любим друг друга. Мы даже богаты. Нам не нужно больше рисковать, чтобы добыть золота. Давай сядем вместе у зажженной лампы, прогоняющей темноту, и пусть какой-нибудь одинокий странник увидит и позавидует нам…

Валерия протянула руку, взяла целую пригоршню ярких камней и игриво высыпала их на обнаженную грудь Конана.

— Иди ко мне! Давай забудем обо всем!

Конан молча покачал головой. Потом медленно разжал кулак. На ладони лежал бронзовый медальон из сокровищницы Бога-Змеи — пластинка со знаком Дуума: две обращенные друг к другу змеи, поддерживающие черное солнце.

Рассвет подкрался к Шадизару, тронув розовым и золотым шпили королевского дворца. Первый утренний луч пробрался в комнату, где спала Валерия, и оторвал ее от снов. Сонная, она отбросила шелковое покрывало и потянулась, подставив обнаженное тело под ласковые поцелуи теплого солнца. Затем она вытянула руку, чтобы коснуться своего любовника, но рядом с ней никого не было. Конан ушел.

Сладость сна тотчас улетучилась. Она вскочила и уставилась на пустующую подушку. Вместо величественного тела молодого варвара она увидела только горстку сверкающих камешков — его долю от подарка короля. Непроизвольно руки ее потянулись к горлу — Глаз Змеи по-прежнему висел у нее на груди. Валерия окинула спальню быстрым взглядом: оружие и одежда Конана исчезли. По щеке Валерии покатилась слеза, но она ее решительно смахнула. Гладиаторы не плачут, строго сказала она себе.

Далеко на востоке от Шадизара одинокий всадник держал свой путь через ущелья Кезаннийских гор, отроги которых достигают каменистых степей Турана. Этим всадником был Конан; но уже не нищий беглый раб, которым он однажды пересек эту внушающую страх землю. На громадном варваре был превосходный плащ и кольчуга поверх одежды, на голове красовался стальной шлем, а сбоку висел старинный меч, тот самый, который Конан взял в пещере неумершего скелета. Сейчас меч был отточен как бритва и вложен в великолепные ножны из змеиной кожи. Чтобы защититься от резких ветров ранней весны, он надел поверх кольчуги накидку из хорошо выдубленной волчьей шкуры.

Вспоминая прошлое, Конан поскреб густую черную бороду, которая закрывала его покрытое рубцами лицо. Торгул заставлял своих рабов бриться, чтобы не давать противникам преимущества, и Конан строго придерживался этой привычки. Но сейчас, страстно желающий схватки с Дуумом, он позабыл о ней.

Киммериец помнил также о милой женщине, от страстных объятий которой он сейчас уезжал все дальше. Много лет спустя он сказал своему летописцу:

— Я знал, что Валерия никогда не поймет меня. Ее боги — не северные боги. Я двигался на восток, но склонил голову перед Валгаллой. Кром с ледяным спокойствием ждал, когда я отомщу своим врагам. Я знал, что моя жизнь висит на тонкой нитке, но не желал ничего другого.

Целыми днями киммериец без остановок скакал по узкой тропе, щедро усыпанной красными, голубыми, желтыми и фиолетовыми подснежниками. Иногда ему приходилось пригибаться к седлу, защищаясь от внезапной бури, а ветер и ледяная крошка обжигали его израненное лицо. Время от времени он останавливался, чтобы дать выбранному Саботаем мощному жеребцу пощипать скудной травы и отдохнуть.

Когда Конану казалось, что он сбился с пути, он спрашивал дорогу у попадавшихся навстречу людей: одиноких пастухов, утомленных крестьян в лохмотьях и кочевников, восседавших на набитых домашней утварью скрипучих повозках, в то время как жены и дети гнали перед ними истощенный скот. Все они направляли Конана еще дальше на восток.

Остановленный им крестьянин безучастно смотрел на впечатляющую фигуру на огромном коне. Конан показал ему знак культа змеи — медальон Дуума. Проблеск понимания мелькнул на морщинистом лице, и старик ответил:

— Многие прошли… в основном дети… вот по этой дороге и шли, — он сделал жест высохшей рукой, затем, обернувшись, добавил: — Обратно не проходил никто.

И вот однажды киммериец выехал на дорогу, протоптанную множеством ног. Он поторопил коня и еще до захода солнца увидел серое облако пыли, поднимающееся к лазурному небу. Конан осторожно приближался к этому необычному облаку и наконец, разглядел его источник. Как он и ожидал, это была длинная вереница паломников. Вся процессия направлялась в святую обитель Сета, к змеиному Богу. Грязные юноши и девушки, украсив себя венками и гирляндами давно увядших цветов, тяжело брели, ударяя в бубны и напевая монотонную мелодию.

Конан проскакал мимо них, внимательно оглядывая колонну. То там, то здесь ему кричали:

— О воин! Иди с нами! Выброси свой меч и посвяти себя времени и земле, как это сделали мы! Уступи судьбе! Иди с нами к Горе Могущества!

Криво улыбаясь, Конан отрицательно покачал головой и пустил коня галопом. Еще будет достаточно времени посвятить себя земле, когда жизнь подойдет к концу, подумал он.

Дорога поднималась вверх и шла между двумя хребтами вулканических скал; а за ними, на гладкой равнине, неясно вырисовывался конусообразный пик, устремленный в небеса. Вдали Конан увидел мерцающие воды моря Вилайет, уходящего за горизонт. С этой высокой точки варвар заметил наполовину скрытую поднявшейся пылью еще одну колонну паломников. Ветер доносил звуки их заунывного пения.

Пока конь отдыхал, Конан изучал раскинувшиеся перед ним горы, покрытые буйной весенней зеленью. Вдоль побережья внутреннего моря, справа от Горы Могущества, лежал участок земли, сплошь усеянный холмами. Свернув с пути, протоптанного чуть живыми путешественниками, Конан направил коня к пашне, которая была примерно в трех тысячах шагов к югу от горы. Когда же Конан подъехал поближе, то увидел, что за холмы он принял курганы, подобные тем, какие древние люди насыпали над своими королями. Один из могильных холмов, превосходивший другие, был высотой в несколько раз больше человеческого роста, а длиной — в половину полета стрелы. Вокруг его основания на одинаковом расстоянии друг от друга стояли остроконечные столбы, на каждом из которых еще сохранились пронзенные останки коней со всадниками. Ветер и дождь превратили их в скелеты, кое-где прикрытые лоскутками выцветшей материи и ржавыми кусками железных доспехов.