Холли Блэк - Зачарованная

— Ну же, пикси, — произнес он, — иди!

— Я не знаю, могу ли я верить тебе, — ответила она. — Подари мне поцелуй.

Если уж она не может перестать думать о его губах, то, быть может, ощутив их вкус, она как-то отделается от этих мыслей. В конце концов, если любопытство кошку сгубило, то удовлетворение ее воскресило.

— Сейчас не время для твоих штучек, пикси, — отрезал Ройбен.

— Если хочешь, чтобы я быстрее ушла, то поспеши это сделать. — Кайя была удивлена собственными словами и озорным намеком, содержащимся в них.

И еще больше она удивилась, когда губы рыцаря накрыли ее рот. Неожиданное потрясение, подобное удару копья, пронзило все ее тело, прежде чем он отпрянул.

— Иди, — приказал он шепотом, как будто губы Кайи выпили из его груди все дыхание. Глаза его затуманились.

Кайя нырнула в туннель, словно убегая от мыслей о том, что она только что сделала. И ей точно не хотелось думать, какое отношение этот поступок имеет к мести.

Снаружи было холодно и светло. Это казалось невозможным, но ночь уже прошла. Ветер срывал листья, еще остававшиеся на ветвях деревьев, и Кайя обхватила себя руками, чтобы удержать остатки тепла. Она знала, где находится полоска бурой травы, и рысцой побежала вокруг холма. Нужно лишь снова попасть внутрь и держаться у стены, тогда, быть может, ее никто не заметит. Корни находился там, и на этот раз ей следовало быть внимательнее и запомнить, где выход.

Но трава повсюду была одинаковая. Кайя хорошо помнила местоположение входа. Рядом с вязом, у могильного камня с надписью «Аделаида». Девушка упала на колени и стала копать, неистово раздирая руки о смерзшуюся землю, грязную и твердую, как будто здесь и не было никогда входа в подземный дворец.

— Корни! — закричала Кайя, прекрасно осознавая, что он не услышит ее глубоко под землей.

Глава 8

Красота — это только начало, вмещенное сердцем начало того, что вместить невозможно. Нас приводит в восторг бесконечность, но она нас поглотит и выпьет.

Корни разбудил звон колоколов. Его трясло от холода, зубы неудержимо лязгали, а голова была тяжелой и словно набита ватой. Стоило Корни пошевелиться, как желудок сжался в пульсирующий комок. Куртка куда-то пропала.

Он лежал один на склоне кладбищенского холма и понятия не имел, как здесь очутился. Отсюда Корни видел свою машину — она стояла там, где он свернул с дороги, и сигнальные огни все еще неярко мигали. К горлу подступила тошнота. Корни безвольно перекатился на бок, и его вырвало.

Привкус вина во рту разбудил неясные воспоминания — мужские губы, прильнувшие к его губам, мужские руки, ласкающие его тело… В ужасе Корни попытался вспомнить лицо того, кому принадлежали эти губы и руки, но голова так болела, что все его старания припомнить хоть что-то еще оказались тщетными.

С трудом поднявшись на ноги и стараясь сдержать тошноту, Корни шатаясь побрел с холма вниз, к машине. Несмотря на то, что сигнальные фонари горели всю ночь, двигатель завелся, как только Корни повернул ключ в замке зажигания. Включив обогреватель на полную мощность, он откинулся на спинку сиденья, наслаждаясь потоком горячего воздуха. По телу его пробежала дрожь от удовольствия.

Корни знал, что где-то под грудой прочитанных книжек и упаковок от гамбургеров должен лежать флакон аспирина, но не мог заставить себя пошевелиться. Откинув голову на подголовник, он ждал, пока тепло не расслабит мышцы и не изгонит прочь тошноту. Затем ему вспомнилось, что вчера на заднем сиденье ехала Кайя, и события вчерашнего вечера нахлынули на него с ошеломляющей отчетливостью.

…Трескающаяся и облезающая кожа Кайи, первый трепет ее крыльев, преображенная Кайя в его машине, музыка… а затем он оказался один на склоне холма, пытаясь разобраться в перепутанных обрывках воспоминаний. Корни слышал подобные истории, как мужчины и женщины просыпались на холме, проведя одну ночь в Волшебном Мире. А холм никогда больше не открылся для них… Он мрачно подумал, что Кайя, быть может, все еще танцует где-то под музыку флейт, позабыв о нем и о самом его существовании.

Корни похолодел при мысли о том, что его одинокому пробуждению на холме, быть может, существует и другое объяснение. Он вдруг увидел, словно наяву, как Кайя склоняется над ним, шепча: «Я пойду поищу его. Подожди меня здесь».

И чем больше Корни думал об этом, тем больше отвратительных подробностей ему вспоминалось. Крик, донесшийся откуда-то издалека. Обагренные кровью рты участников пира и тот мужчина, мужчина в плаще из шипов, который нашел его сидящим в грязи, пьяным, и…

Корни потряс головой. То, что произошло, ускользало от него, помнились только мягкие губы и острые шипы. Закатав рукава рубашки, он увидел ярко-красные глубокие царапины, тянущиеся по рукам до самых плеч. Это было неопровержимым доказательством того, как он провел эту ночь.

От одного прикосновения к этим царапинам Корни охватила такая страстная тоска, что желудок вновь сжался в рвотном позыве.

В дверях черного хода Кайя споткнулась. Быстро взглянув на подсвеченные красным часы на дисплее микроволновки, она поняла, что уже настало позднее утро.

Изнеможение охватило девушку, когда она попыталась ощутить в пальцах поток и переплетение магии. Сама себе она казалась слишком туго натянутой струной, которая вот-вот порвется от перенапряжения. Кайя пристально смотрела, но не видела пути обратно в холм. Быть может, он открывается только в сумерках. Значит, нужно прийти туда же сегодня вечером, пройти по той же дороге и ждать.

Все чувства Кайи обострились до предела. Тонкий ореол, которым она была окутана сейчас, ничуть не напоминал прежний. Она ощущала легкий шорох крыльев за спиной, чувствовала запах мусорного ведра под раковиной, даже выделяла отдельные запахи: кофейная гуща, яичная скорлупа, кусочек плавленого сыра, моющее средство, какая-то липкая сладкая отрава, которую кладут в ловушки для тараканов. Воздух просто гудел от энергии, которой Кайя прежде не замечала. Если бы только она открылась этой энергии, то не чувствовала бы себя такой усталой.

Однако Кайя не хотела этого делать — она буквально обеими руками цеплялась за эту имитацию своей принадлежности к людям.

— Кайя? Это ты?

Из соседней комнаты появилась бабушка в халате и шлепанцах, а ее редкие седые волосы были намотаны на бигуди.

— Ты что, только что вошла?

— Привет, ба, — ответила Кайя, зевнув.

Она подошла к кухонному столу, сдвинула в сторону груду газет и рекламных проспектов, села и опустила голову на руки. Это было почти облегчением — просто позволить бабушке орать, как будто все идет так, как обычно.