Терри Пратчетт - Шляпа, полная небес…

Она иногда применяла маленькую хитрость, чтобы разглядеть шляпу. Если быстро махнуть рукой позади шляпы, то на мгновение можно заметить легкую размытость, как будто свету понадобилось чуть больше времени, чтобы пройти через невидимую шляпу.

Шляпа должна быть здесь…

Чтобы проверить, света от свечи будет достаточно. Если шляпа на месте, то все будет хорошо и неважно, что думают все остальные…

В небе над горами плясали молнии. Тиффани встала в центре коврика и закрыла глаза.

В саду ветер хлестал ветви яблонь. Ловушки снов и ловушки проклятий сталкивались друг с другом и бренчали…

— Увидь себя.

Мир затих, стал полностью беззвучным. Раньше такого не было. Но Тиффани на цыпочках обошла вокруг себя и открыла глаза…

Вот она, стоит прямо перед собой и шляпу прекрасно видно, как и всегда…

Ее образ, стоящий перед ней, девочка в зеленом платье, открыла глаза, улыбнулась и сказала:

— Мы видим тебя. Теперь мы — это ты.

Тиффани попыталась крикнуть — Не видь! Но у нее не было рта, чтобы закричать…

Где-то совсем рядом ударила молния. Окно распахнулось. Свеча ярко вспыхнула и погасла.

Остались темнота и шум дождя.

Глава шестая. Роитель

Над Мелом гремело.

Дженни осторожно развернула сверток, что дала ей мать в тот день, когда Дженни покинула курган у Долгого Озера. Это был традиционный подарок, который дарили молодой кельде, покидающий родной дом, чтобы никогда больше не возвращаться. Кельдам дорога домой была заказана. Они сами были домом.

В подарок они получали воспоминания.

В сумке лежали: треугольный кусок крашенной овечьей кожи, три деревянных колышка, кусок веревки, сплетенной из стеблей крапивы, крошечная кожанная фляга и молток.

Дженни знала, что надо делать, потому что часто наблюдала за матерью. Забить молотком колышки вокруг тлеющего костровища, привязать веревкой углы кожанного треугольника к колышкам так, чтобы он провисал посередине, позволяя налить в него воды из крошечного ведрышка. Воду Дженни собственоручно набрала в глубоком колодце.

Она опустилась на колени и смотрела как вода начала медленно сочиться сквозь кожу, а затем раздула огонь.

Дженни чувствовала, что глаза всех фиглов, столпившихся на темных галереях по стенам кургана, были прикованы к ней. Никто из них не подойдет, пока в котле греется вода. Они скорее ногу себе отрежут. Это было чистое кельдование.

Кожанный треугольник служил котлом в те времена, когда люди еще не научились обрабатывать медь и железо. Это казалось магией и так и должно было быть. Только тот, кто знал в чем хитрость, понимал, что вода должна выкипеть досуха, прежде чем кожа сможет воспламениться.

Когда вода закипела, она потушила огонь и вылила в котел содержимое маленькой кожанной фляги, в которой была вода из котла ее матери. Так оно повелось с самых незапамятных времен, мать отливала немного воды из своего котла для дочери.

Дженни дала котлу немного остыть, зачерпнула чашку воды и выпила. С темных галерей донесся вздох.

Затем она легла на спину и в ожидании закрыла глаза. Ничего не происходило, если не считать того, что грянул гром и молния окрасила мир в черно-белый цвет.

И затем прошлое настигло ее, так мягко и вкрадчиво, что она не сразу осознала происходящее. Внезапно ее окружили кельды прошлых лет, начиная с ее матери, ее бабушек, их матерей… кельды из глубины веков, кого уже никто не помнил… Единая память, на время ставшая общим достоянием, местами истертая и трудноразличимая, древняя, как сами горы.

Всем фиглам было известно об этом, но лишь кельда знала, что река памяти была на самом деле не рекой, а морем.

Кельды, которые еще не родились, вспомнят об этом однажды. В ночь, которая еще не настала, они лягут возле своих котлов и станут на несколько минут частью бесконечного, вечного моря. И слушая еще неродившихся кельд, вспоминающих свое прошлое, они узнают будущее…

Но чтобы услышать их слабые голоса, нужен опыт, а у Дженни его не было совсем. Но что-то она все же услышала.

Когда молния снова превратила мир в черно-белую картину, Дженни резко села.

— Роитель нашел ее, — прошептала она. — Ох, бедна дивчинка…

Когда Тиффани проснулась, дождь промочил коврик насквозь. Тусклый дневной свет просачивался в комнату.

Она встала и закрыла окно. Несколько листьев залетело в комнату.

Та-ак.

Ей это не приснилось. Она была уверена. Что-то… странное случилось. Кончики пальцев покалывало. Она чувствовала себя… изменившейся. Но, тут она прислушалась к себе, не в плохую сторону. Нет. Прошлой ночью она чувствовала себя ужасно, а сейчас, в данный момент она чувствовала себя… полной жизни.

По правде сказать, она чувствовала себя счастливой. Теперь она сама позаботится о себе. Она будет сама управлять своею жизнью. Честолюбие проснулось и взыграло.

Зеленое платье все помялось и стирать его пора было… Она достала из комода свое старое голубое, но почему то оно показалось ей неподходящим. Ей придется обходиться зеленым, пока она не сможет найти другое.

Тиффани взялась за ботинки и замерла, глядя на них.

Они тоже были ни то ни сё. Она достала из чемодана новые сияющие ботинки и надела их.

Тиффани нашла обе половины мисс Левел в мокром саду, где они в одних ночных сорочках грустно собирали остатки ловушек снов и упавшие яблоки. Буря разбила даже кое-какие садовые украшения, но, к несчастью, не коснулась безумно ухмыляющихся гномов.

Мисс Левел откинула волосы с одной пары глаз и сказала: — Очень, очень странно. Все ловушки проклятий взорвались. Даже камни скуки разрядились! Ты ничего не заметила?

— Нет, мисс Левел. — тихо ответила Тиффани.

— И все старые запутки в мастерской распались на части! Нет, я знаю, что они не более, чем украшения, и силы в них почти не осталось, но определенно, произошло что-то по настоящему странное.

Обе мисс Левел кинули на Тиффани взгляд, который они считали очень коварным и проницательным, но который, в действительности, придавал ей несколько нездоровый вид.

— Мне кажется, что буря была чуточку магической. Я надеюсь, вы, девочки, ничем таким… странным не занимались вчера ночью? — спросила она.

— Нет, мисс Левел. По моему, они занимались глупостями.

— Потому что, видишь, ли, кажется Освальд исчез. — продолжала мисс Левел. — Он очень чувствителен к атмосфере…

Тиффани потребовалась секунда, чтобы понять о чем говорит мисс Левел и она воскликнула: — Но он всегда был здесь!