Леонид Кондратьев - Леди с клыками

— Не могу, — последовал ответ. — Внизу уже места нет. Все забито твоими платьями, которые едва не погребли меня под собой на первой же кочке! И выпрямиться, чтобы сделать все как надо, в этом гробу на колесиках не получается!

— Хватит препираться! — тихонько прикрикнул Гроткар из своего убежища. — Услышат же! Заклятие, которое наложила Лаэла не всемогуще, а чужие уши от нас всего лишь через стенку!

— Именно, — поддакнула ему девушка, после чего, немного подумав, наконец дала мне ответ насчет моды и ее течений. — Знаешь, ничего похожего ни у кого из известных мне кутюрье даже в проекте нет. Да и потом, такая одежда пойдет тебе только с этим париком и накладными ушами, а натуральные волосы враз испортят картину. Хотя их конечно можно и довести до нужной кондиции…

Поезд ехал, мы с Лаэлой болтали о том, о сем, не спеша впрочем, снимать грим, так искусно нанесенный урожденной шпионкой, а из передвижных убежищ подгорного народа доносилось похрапывание, гасить которое чарами было едва ли не сложнее, чем артиллерийскую канонаду. И тут неожиданно вагон тряхнуло. Затем еще раз. Откуда-то спереди, может быть даже из района самого паровоза, донесся душераздирающий скрип металла и пронзительные, но быстро оборвавшиеся крики.

Впрочем, шипение пара смешанное с каким-то странным присвистом, тоже не добавляло оптимизма. Особенно при осознании того что всю эту какофонию со звуками обычного поезда не роднило ровным словом ничего. Да и перестук колес на стыках рельс стал подозрительно замедляться, наводя на уж очень неприличные мысли. Которые не приминули подтвердиться первым же выстрелом, звук которого донесся до нашего купе. Причем стреляли из чего-то серьезного. Моментально прекратившееся похрапывание, мгновение разнообразных грюков и пощелкиваний и на свет из узких темниц чемоданов появились два злых и невыспавшихся гнома, от которых вдобавок еще и тянуло Тильским темным, если меня не обманывает натренированный совместным проживанием с папочкой нос. Перевязанный патронташем с масляно поблескивающими донышками латунных гильз калибра эдак четвертого, а может и второго, Торкат направил свою двустволку в проем входной двери и срывающимся голосом спросил:

— Что там?

Расположившийся чуть сбоку братец дополнил его слова вопросительным хмыком, нервно набивал цилиндриками пятидесятого калибра револьверную винтовку с совсем уж чудовищным барабаном — на первый взгляд патронов на двадцать. Повторить этот же вопрос словами у него не получилось бы при всем желании — во рту дополнительными зубами торчали все те же патроны, зажатые губами для удобства перезарядки и теперь торчащие из гномской бороды подобно бивням какого-то доисторического чудовища.

Выхватив свою Амели и прижавшись спиной к наружной стене купе, я с небольшим усилием продавила силовое поле окна и заглянула вперед по движению.

— Господа! Кажется нас грабят! — Конечно понимаю что более несоответствующей происходящему фразы, да и если честно тона которым она была сказана, было просто не придумать, но ничего не смогла с собой сделать. Просто то что я увидела с такой силой хлестнуло адреналином по моему разуму, что незримые тамтамы пульсирующей в венах крови застучали странным вальсом, заставив губы сами собой растянуться в улыбке.

Рядом с паровозом, окутанным клубами пара, которых к слову было многовато для нормальной работы и маловато для взрыва котла, скакали пять и ли шесть лошадей пегой расцветки, причем всадник был только один. И сам вид этого всадника объяснял много если не все. Это только кажется что молодая леди должна заниматься только вышиванием, учебой и посещением светских раутов с их томными нудными беседами и отсутствием свежего воздуха. Не смешите мои тапочки, я например, с большим удовольствием отдаю за завтраком должное столичной прессе, причем не только журналам мод и бульварным листкам но и более серьезным изданиям, например Королевскому Глашатаю. Хоть у нас давно уже нет короля, открытая более чем двести лет назад газета, тогда издававшаяся только на пергаменте и смехотворным тиражом в пятьдесят экземпляров, дожила и до сегодняшнего дня и не собирается менять своего названия. И об орудующей как раз в этих местах шайке орков грабителей поездов, за голову которых уже несколько месяцев как была назначена довольно круглая сумма награды, было напечатано не только в Глашатом. Многочисленные нолики награды и нечеткая фотография главаря этой банды была в каждой газетенке аккурат перед началом нашей практики. А с учетом того что вероятность появления за столь короткое время подражателей из числа орочьего племени можно считать пренебрежимо малой, то остается только один вывод — нас грабят! Какая пошлость! Даже не убийцы, не спецы от контриков, а какие-то немытые грабители!

Зашипев от раздражения и заставив присутствующих, по какой то странной причине вздрогнуть, я широко улыбнулась Лаэле, сжимающей свою винтовку побелевшими пальцами и мурлыкнула:

— Потанцуем подруга?!

— Ни-ни-ни, — эльфийка протестующее замотала головой, а в руках ее будто сами собой появились два небольших и абсолютно обычных револьвера армейского образца. Оружие действенное, дешевое и настолько распространенное, что даже уликой служить не может, если оставить его рядом с остывающим телом. — Эмоции и битвы совмещают только покойники. А тот, кто хочет победить должен основываться на твердом и холодном расчете.

— Да я только за, — странно, но мне кажется, не поверили.

— Так, по направлению от хвоста к голове поезда скачут полтора десятка клыкастых зеленых морд, — Гроткар неизвестно откуда достал выставил в хитрую конструкцию, оканчивающуюся зеркалом и выставил ее в окно, чтобы получить возможность обозревать окрестности без риска поймать пулю в бородатую голову. — И еще штук сорок из какой-то балки спешно выезжают, но они еще далеко. Надо первых притормозить, чтобы друг с другом не объединились, тем более сейчас они мимо нас пронесутся. Брат, давай шашку.

— Тьфу, — Торкат аж чуть не поперхнулся последним патроном. — Динамит же ты должен был взять!

— Да?

— Да!

— А почему я об этом не знаю?

— Так, заткнитесь, — странно, почему мой голос не возвращается к нормальному звучанию, а продолжает оставаться в диапазоне, приличествующем змее? Очень большой змее. — И готовьтесь открыть огонь. Когда они приблизятся, я их лошадей наведенным ужасом напугаю.

— А ты сможешь? — удивился Гроткар, который о моих выдающихся способностях к некоторым разделам волшебства то ли не знал, то ли забыл.

Магия разума своеобразна. Главное в ней, несмотря на название, эмоции. Переживания чародея должны быть настолько сильными, что цель, на которую они направлены, просто обязаны быть погребенными под ними, как под лавиной. А иначе ничего не получится и в бою колдуну-неудачнику просто снесут башку. Чтобы внушить кому-то что-то, надо передать свою эмоцию, а чтобы понять чувства и мысли, поймать чужую и правильно расшифровать. Пугать и не пугаться, выть от боли, но не чувствовать ее, обожать с холодным сердцем, вот чему учат молодых чародеев. Мастера этого искусства могут раскачивать резонансами своих разумов целые армии, придавая им ненависть к врагу, уверенность к себе, заставляя забыть про боль и усталость. Мне до таких вершин далеко. Но вот отдаться на волю всего одного чувства, раздув его на некоторое время из искры в бушующий пожар, чьи отблески слепят всех вокруг, это уже вполне по силам. У вампиров вообще врожденные, вернее, перерожденные способности к магии разума. И у дампиров тоже. Особенно если кровью простимулировать, а заветная фляжечка всегда с собой.