Марина Дяченко - Алена и Аспирин

– Откуда я знаю?

– А откуда я знаю, что ты знаешь и чего не знаешь?!

Алена села на диване. Укрыла плечи одеялом:

– Она плачет?

– Нет. Она вообще… с ним рассталась навеки. А он возьми да и разбейся к такой-то матери. Она вообще боится, что ее… ну, получилось, что она его прокляла напоследок. «Так не доставайся же ты никому»…

– Детский сад, – скучным голосом сказала Алена. – Прокляла… Ты хоть ее успокоил?

– Ну… как мог. Тут, знаешь, успокоение… относительное.

– По крайней мере, ты не оставил ее одну, – Алена поковыряла пальцем в носу. – Особенно если так совпало. А почему они расстались?

– Ну… он вроде собирался на ней жениться, а у него была семья, а он скрывал… А когда все выяснилось, они все равно некоторое время жили вместе, потому что она не могла от него отвыкнуть, хоть он и подлец… А потом она решила покончить со всем этим враньем, а он был уверен, что она все равно приползет на пузе – куда денется… Примерно так. А может, не так. Я же не идиот – расспрашивать женщину о всяких подробностях… особенно в такую ночь. А про себя ты знаешь? Когда ты умрешь?

Алена поглядела на него укоризненно и снова легла. Натянула одеяло до носа.

– Ты говорила, – Аспирин так и стоял посреди комнаты, не решаясь приблизиться к дивану с лежащим на нем Мишуткой, – что не умрешь никогда… Это как, фигура речи?

– Нет, не фигура. Я буду жить, жить… Ты будешь стареть. У тебя, может быть, будут дети, потом внуки. А потом ты умрешь. А я буду жить и не стареть. Никогда не стану взрослой. У меня не будет детей. И ничего не будет, кроме одной-единственной цели: найти брата и вывести его. Я буду болтаться по миру, может, тысячу лет…

– Вот как, – сказал Аспирин внезапно севшим голосом. – Так это же мечта человечества… вечная жизнь без старости… или даже вечное детство, как у Питера Пэна.

– Мечта? – горько спросила Алена.

И укрылась одеялом с головой.

Телефонный звонок. Голос суховатый, деловой:

– Алексей Игоревич? Это Светлана Николаевна, педагог Алены. Мне надо серьезно с вами поговорить.

– Простите. Я очень занят.

– Я здесь, в вашем районе, неподалеку от вашего дома… У вас что, не найдется пятнадцати минут, когда дело идет о судьбе вашей дочери?!

– А что с моей дочерью?

– Вы не могли бы подойти прямо сейчас в кофейню на углу возле метро? Я уже не настаиваю, чтобы вы приходили в школу… Но дело такое важное, что…

Аспирин закатил глаза. Может, послать ее по-матерному? Она оскорбится и больше никогда не позвонит.

Но как отреагирует Алена?

– Ладно, – сказал он сквозь зубы. – Но у меня только пятнадцать минут. Не больше.

Кофейня на углу была новая, ее месяц как открыли. Даму-учительницу Аспирин вычислил сразу – она сидела за дальним столиком перед чашкой чая. И еще одна чашка, пустая, стояла на краю стола рядом с блюдечком из-под пирожного.

Дама могла себе позволить пирожные. Она была сухая и тонкая, как гвоздь, нервная, как шило.

– Алексей Игоревич? Здравствуйте…

Он сел рядом. Прибежала девочка в передничке, выжидательно ткнула карандашом в блокнотик, как будто Аспирин собирался заказать банкет на двенадцать персон.

– Кофе, – сказал Аспирин.

– По-восточному? Эспрессо? Капуччино?

– Эспрессо.

– Пирожные? Закуски?

– Нет. Только кофе.

Девочка упорхнула; пока Аспирин заказывал, нервная дама присматривалась к нему. Кажется, даже принюхивалась: во всяком случае, ноздри трепетали.

– Алексей Игоревич, – она не стала ждать, пока ему принесут кофе, не стала рассуждать о погоде. – У Алены большие проблемы.

Он заинтересовался.

– Какие?

– Она сама, видите ли, знает, что ей нужно. Она сама себе выбирает этюды. Мы с ней разбираем одно – она приносит на урок другое… Но самое главное даже не это. У нас академконцерт, конечно, первоклассники обычно не играют… Что они там могут сыграть… Но Алена – особая песня. Я хотела ее обязательно показать. Вы понимаете? Это же уникальный случай – такие результаты после неполных двух месяцев занятий. Так вот, она отказалась! Она, видите ли, не хочеть тратить время на подготовку репертуара. Она мне сказала: я учусь, чтобы сыграть одну-единственную пьесу. Мне надо освоить вторую и третью позиции, и вибрацию… Вибрацию! После шести недель учебы!

– Значит, она ставит себе высокие цели, – осторожно сказал Аспирин. – Из-за чего сыр-бор?

Дама некоторое время сжигала его взглядом.

– У нее звездная болезнь, – сказала она наконец. – Она стала пропускать хор и сольфеджио… Если так дальше пойдет – весь ее талант пойдет псу под хвост! Из нее ничего не будет. Ни-че-го!

Аспирин покосился на часы. Дама заметила его взгляд, и ее ноздри раздулись шире.

– Я поговорю с Аленой, – примирительно сказал Аспирин. – А вы тоже не очень-то на нее давите. У нее трудное детство!

Расплатился и ушел, так и не выпив свой кофе.

Пошел дождь. Алена, против обыкновения, не занималась: стояла у окна, отслеживая дорожки бегущих по стеклу капель.

– Ну и почему тебе не сыграть этот академконцерт? – спросил Аспирин с порога.

– Я так и знала, что она тебе нажалуется, – сказала Алена, не оборачиваясь. – Подключила тяжелую артиллерию. Побежала за подмогой к папаше…

– Это естественно. Ты – ее гордость. Она хочет тебя показать. Что тебе стоит?

Он сказал – и осекся. Послушать их разговор со стороны – отец и дочь мирно беседуют о насущных школьных проблемах. Они так вжились в свои роли? Им так проще?

– Иногда мне кажется, что я никогда не выучусь, – Алена по-прежнему смотрела на дождь. – Учусь-учусь… Болит все… А до его песни – как до неба. Нет… как до… ну, неважно.

– А у тебя много времени в запасе. Что, ты за тысячу лет не выучишься играть?

Она обернулась. Он пожалел о своей шутке. Нервно усмехнулся:

– Что ты так смотришь? У меня никто за плечом не стоит?

– Ты мне надоел. Если бы ты знал, как ты мне… надоел.

– А ты мне, думаешь?! – он оскорбился.

Она скорчила рожу:

– «Доброе утро, мои милые, с вами ди-джей Аспирин, расслабьтесь, впереди у нас много чудных и комфортных часов в мягких объятиях «Лапа-радио»…

– Отомстила, да? – спросил он мрачно. – Ну-ну…

И пошел к себе.

Статью для «Мачо» он обещал отдать еще в прошлую пятницу, теперь был понедельник. Аспирин включил ноутбук, намереваясь поработать, но вместо этого вошел в сеть и проболтался там часа полтора.

Алена упражнялась. Аспирин краем уха прислушивался к бесконечным, изматывающим повторениям одного и того же. К концу второго часа пьеска звучала совершенно, в ней была не только подвижность и легкость – в ней была, Аспирин не побоялся бы этого слова, экспрессия. Алена проживала простенькую танцевальную мелодию с таким темпераментом, будто это был «Полет валькирий».