Юлия Фирсанова - Возвращение

– Я ж только тронул мешок, а он тут же… Я ж не знал, что это ваши вещи, магева!

– Незнание закона не освобождает от ответственности, – строго процитировала я, но зачитывать права обвиняемому не стала, чай, не демократическое государство, где любая тварь лазейку найдет, чтобы от суда ускользнуть. – Эй, народ, как полагаете, сами порку ему устроите в наказание или мне позволите поколдовать над этим ворюгой, чтобы отныне и впредь у него рука на чужое добро подняться не могла?

Как ни был простой люд охоч до крови, а только поглазеть, как я колдовать буду, жаждал сильнее, да и спорить с магевой – себе дороже. Большинством голосов мне «дозволили» применить к незадачливому вору магию. Я кротко улыбнулась. В голове уже крутилось изящное в своей простоте восхитительно стройное заклятие, совмещающее три руны в одной: дагаз, трактуемую многомудрыми рунознатцами как точку величайших изменений; превращающую явление в его противоположность; тейваз – руну справедливого суда; и гебо – обмен дарами. Эта рунная комбинация по моему умыслу должна была на корню пресечь порывы вора к кражам, оборачивая его в стремление поделиться с потенциальной жертвой собственным добром в том объеме, какой преступник собирался изъять. Я коротко описала суть заклятия, предлагаемого вниманию уважаемой публики, и приступила к делу.

Рисовать руны краской не стала, только властно простерла руку в сторону приговоренного, закатившего глаза в полуобморочном состоянии, и, четко проговаривая имена, вывела знаки в воздухе на уровне его груди. Мое мысленное пожелание было принято к сведению, и сияние волшебных рун узрели все. Вот теперь знаки намертво впечатались в суть Черного Карина, тем более крепко, что сам ворюга был абсолютно уверен в конечности и бесповоротности приговора. А когда существует такая безрассудная вера, нет нужды в каких-то дополнительных усилиях со стороны творца. Жертва все сделает совершенно добровольно и с песней.

«Натворив» доброе дело, отбоярившись от назойливых предложений кузнеца бесплатно подковать Дэлькора и оставив бедного вора оплакивать свою судьбу в обществе любопытствующих доброжелателей, наш маленький отряд тронулся в путь. Вернее, тронулись кони, мы ехали на их спинах, а славно откушавший Фаль мирно посапывал в излюбленном гамаке, сделанном из моей рубашки.

Первое, о чем я заявила, выбравшись наконец на тракт, было:

– Если в каждой деревне, где нам приспичит перекусить или искать ночлег, будет такое твориться, я, пожалуй, потребую пересмотра маршрута. Склоняюсь в сторону самых малолюдных, желательно вовсе не обитаемых мест. Такими темпами мы к горам и до зимы не доберемся, вот замерзнет озеро, мне что же тогда, лед грызть?

– Я не думал, что все так обернется, извини, – искренне чувствуя себя виноватым за втягивание магевы в разборки с чужими проблемами, сказал Кейр.

– Ладно, забыли, – махнула рукой.

– Ты так быстро прощаешь, – заметил будто бы вскользь Гиз равнодушно-показательным тоном.

– Я вообще-то совсем не злопамятная, отомщу и забуду, – поделилась с ним «анекдотической» истиной, – но, Гиз, чтобы мстить, надо сильно рассердиться, это ведь только наемник-профессионал убивает с холодным сердцем. Я же простая девушка (почему-то, услышав такое словосочетание, мужчина ухмыльнулся), не злилась ни на девчонку, ни на ворюгу. Все равно они не смогли причинить мне реального вреда, поэтому и прощать было незачем и некого. А с теми, к кому не испытываешь ни особенной симпатии, ни злобы, легко и просто поступать по справедливости, можно даже жалеть.

– Но Карина ты жалеть не стала, – вступил Лакс, играя поводьями каурого конька. Тот показательным красавцем со статями и фактурой не был, но обаятельным симпатягой коня назвал бы любой, впрочем, как и его владельца. Когда рыжий парень был рядом, у меня приятно щекотало и теплело в груди. Может, это и называют любовью?

– Ага, – согласилась я. – Только ведь так лучше и для него, и для других. Если бы парня в следующий раз кто другой словил, без вожжей наверняка бы не обошлось. А меченый, он точно с плохой дорожки не свернул бы.

– Пожалела, – вынес свой окончательный вердикт Кейр, и я не стала спорить. На каждый, даже самый простой, вопрос практически всегда найдется не один правильный ответ. Для него, насмотревшегося на справедливый суд в Патере и в буквальном смысле этого слова бывшего мечом возмездия, мой подход к решению проблемы являлся жалостью. Кажется, такого же мнения придерживался Гиз. Ну и пусть, главное, чтобы не путали жалость со слабостью и не пытались мною командовать.

Я еще чуток подумала, анализируя мотивы собственных поступков, и констатировала:

– Не люблю решать что-то окончательно за других, неправильно это. Уж лучше создать все условия для того, чтобы каждый сам выбирал свой путь, и посмотреть, что получится.

– А вот это уже не жалость, а почти беспощадность, магева, – поразмыслив, задумчиво промолвил Гиз, – но таковой и должна быть служительница.

– Еще раз про служительницу скажешь, получишь в нос! Магева никогда не говорила, что добрая, – огрызнулась я. – Но вообще-то свобода выбора – одно из основополагающих свойств души, и свобода, по мнению большинства религий, дарована каждому лично Творцом, а значит, лишать человека дара, хорош он или плох, все равно неправильно. Конечно, выбирать не всегда приятно, удобно и радостно. Часто кажется, что выбрать за кого-то будет лучше, чем позволить ему сделать ошибку. Только разве я требую, чтобы со мной соглашались? Я всего лишь поступаю так, как считаю нужным сама, а жестокость это, справедливость или милосердие, анализировать не собираюсь.

– «Каждый выбирает для себя» – так ты говорила Кейсару Дергу, – вспомнил Кейр нашу встречу с Ланцским Псом, гнавшимся за Гизом. Наш киллер в тот период изображал Герга Птицу, поэта, наступившего на больную мозоль короля Ланца своим непатриотически-сатирическим стихотворением. Хлесткие строчки эпиграммы тут же закрутились в голове: «Ах, если б груз твоих телес имел в политике бы вес!..»

– Он мне понравился, – поддержала я разговор. – Классный мужик, хоть и сыскарь, да и пес у него замечательный.

– Ты вообще собак любишь, – отпустил остроту вор, с удовольствием проехавшись по представителю закона.

– Лис, впрочем, тоже, – ухмыльнулась я.

Лакс фыркнул, но видно было, не обиделся, сравнение с хвостатым рыжим плутом ему польстило. Интересно, а считает ли Дерг обидным сравнение себя с собакой? Не думаю. Кажется, он из фанатиков-трудоголиков, не видящих ничего, кроме своего долга. Таким обыкновенно глубоко плевать на фактор общественного мнения, вернее, единственное, что их трогает, – насколько это самое мнение может облегчить или затруднить работу.