Евгений Щепетнов - Охотник

Кроме возвышения в полу и дырки, в которой журчала вода, здесь ничего не было, потому участковый вздохнул, взял Сергара за подмышки сильными руками, повернув к дырке на расстоянии доступности, и предложил:

— Давай, только быстрее. Иначе я тебя долго не продержу. Ты тощий, но на удивление тяжелый! Говна видать много… вот ты мне жизнь устроил, черт тебя задери!

Сергар не заставил себя ждать, и через несколько минут он уже въезжал в закрытую толстой решеткой комнату, в которой сидели несколько «собратьев по несчастью», не выразившие по поводу прибытия нового сокамерника никакого восторга. И даже наоборот — кто-то из лежащих на деревянных топчанах хрипло сказал:

— Вот только урода нам здесь и не хватало! Сцука и так дышать нечем, а эти волки позорные пихают к нам, и пихают!

Сергар не обратил на говорившего никакого внимания. После того, как он сходил в туалет, жизнь вместе с мочевым пузырем слегка облегчилась, но от этого не стала лучше. Его мучил голод, и он догадался — почему. Страшный, неутолимый голод, когда хочется есть каждые полчаса, и когда съеденное переваривается за считанные минуты, практически не оставляя шлаков для выхода из организма.

Снадобья и заклятие. «Бабка Надя» напоила его специальным снадобьем, которое ускоряет процессы организма, и одним из побочных эффектов был ужасающий, неутолимый голод. Телу нужно было есть, и оно просто визжало от невозможности выполнить свое желание — набить пищей пустой желудок. И съедало само себя.

Вторым побочным явлением были раздражение и вспышки ярости, мозг будто отключался, и даже при умении контролировать эмоции, получалось не очень хорошо. Если человек изначально был невыдержанным, «без тормозов», то получив такое снадобье он превращался в безумца, одержимого желанием сломать, разбить, а то и убить — разрушить все, что было ему не по душе.

Сергар был уверен, что «бабка Надя» это знала, но все-таки рискнула. Почему? А почему бы и нет? Средство это очень эффективно, если хорошо питаться, мышцы нарастают, как тесто на дрожжах. Что касается агрессии, так тоже ничего страшного — кто может вызвать агрессию у человека, запертого в доме и не выходящего на свет? Если только сама лекарка, но она умеет себя защитить от любого человека, не владеющего магией.

Подкатившись в стене, откинул голову, уперев затылок в холодный бетон, закрыл глаза. Перед внутренним взором мелькали лица, фигуры людей, картинки из увиденного в последние дни.

Бабка Надя, скорчившаяся на постели и ставшая совсем маленькой, меньше, чем была при жизни.

Участковый — огромный, сильный, смотревший на Сергара с презрением, осуждением, как на предателя и подлеца.

Матвей — здоровенный, как и Сергей — глаза мокрые, в них боль и ярость.

Холеный полковник в своей смешной широкой шляпе, которую здесь назывли «Фуражка».

Веселый постовой, скучный дежурный, разбитые, испитые рожи сокамерников.

Век бы этого всего не видеть! И поесть! Поесть! Ну почему не попросил Сергея дать хоть кусок хлеба?! Он бы понял… Гордость, все гордость! А пора бы отвыкнуть от гордости. Уже не боевой маг, сильный мужчина, которого не взять голыми руками — он низший из низших!

Безногий инвалид, к тому же обвиняемый в убийстве старухи! Куда еще ниже-то?

Задремал. Вернее — впал в состояние близкое к дремоте. Так легче переносить нелегкую жизнь. Например — когда сидишь под дождем в открытом поле, из жратвы только размокший сухарь, а проклятый обоз с мясом и хлебом застрял в грязи возле ближайшей деревни. И командование (чтоб его понос прошиб!) не разрешает покинуть ту лужу, в которой обосновалась ганза!

В прежние времена бы Сергар бы воспринял все павшие на него тяготы как нормальную часть жизни, а теперь… теперь он отвык, расслабился без воинской службы.

Ослаб. Да, ослаб! И не только телом.

Грохот стальной двери, шаги, глуховатый, хриплый голос:

— Во! И урод здесь! Спит спокойно, козлина!

— Ты чего до него докопался, Сеня?

— Чо-чо, бабку замочил он, урод гребаный! Слыхали про бабку Надю? Вот он ее и задушил!

— Да ты чо? Внатури? Вот гад! А откуда знашь?

— Следак сказал. Грит — его Воскобойников притащил, прямо с бабки снял!

— Ни хера себе! Он чо, мохнатый сейф вскрывал?! Чо он на бабку-то полез?! Не — погодь, чо-то не вяжется. У меня сосед покойный на коляске катался, так вот говорил — ничо не работает у этих инвалидов. Ниже пояса вабще ничо не работает. Так что гонишь.

— Чо я гоню?! Ты базар-то фильтруй! Чо услышал от следака, то и говорю! Задушил! На бабке лежал! А чо он там может, чо не может — я те чо, доктор, чо ли?

— Так вот и не гони, раз не знашь. Мож, следак нарошно фуфло прогнал, а ты на ментовские штучки повелся! Чо, внатури, ментам веришь?

— А давай ево и спросим! Делов-то! Эй, ты, урод, просыпайся! Хорош дрыхнуть!

Сергар почувствоваал удар — кто-то пнул его в колено, да так, что коляска развернулась боком к стене. Открыл глаза, готовый к бою, и в первую секунду не понимая, где находится. Ему снился мертвый город, толпа бродячих трупов, и Сергар не очень удивился, когда перед его лицом возникла рожа, похожая на одного из тех, кто заполняет улицы убитых городов — бледная, с покрасневшими белками глаз, и такая же бессмысленно-тупая.

— Проснулся?! Давай, говори обчеству, с какого…ты бабку завалил, уе…к!

Толстогубый хотел сплюнуть, но покосился на одну из лежанок и не решился. Плевать в «хате» — западло.

— Ты чо молчишь, пялишься?! — не унимался парень — Ты чо, в уши долбишься, чо ли, не слышишь?! А может тебя надо научить, што старшим отвечают?! (парень был не старше Олега, но важность момента делала его великим, мудрым, старым)

Сергар молча смотрел на незнакомца, и в голове у него звенело — пусто, гулко, как в медном котле. Не отвечать! Держаться!

— Глянь! Опять спать вздумал! Ты чо, не уважаешь пацанов?! Ах ты урод гребаный!

Парень схватил Сергара за волосы, с размаху хлестнул его рукой по лицу. Широкая ладонь, пахнущая потом и мочой, скользнула по губам Сергара, выбив из них брызги слюны, попавшей на рубашку «собеседника». Замахнулся еще раз, но…

Вспышка ярости — мгновенная, яркая, утопившая мозг в желании бить, крушить, терзать!

Память не подвела. И пусть рефлексы еще не те, да и руки совсем другие, но эти руки тренированы, сильны (попробуй-ка подтянуться пятьдесят раз подряд!), и пусть даже не такие умелые, как свои руки, руки боевого мага, но…

Короткий, хлесткий удар в кадык! Толчок!

Хрип, бульканье, падение тяжелого тела, скрежет каблуков по каменному полу, и мысль: «Вот теперь мне конец! Что же я наделал?!»

— Гля! Он убил его! Пацаны, он Сеню убил! Ни… себе! Эй, начальник, скорую давай! Скорую! Тут этот больной урод Сеню убил!