Эльфийка и Орден Чистоты (СИ) - Снежная Марина

Поднявшись, подошла к шкафу и вытащила бутылку. Откупорила и, прихватив с собой бокал, вернулась в кресло. Налив вина почти до краев, театрально отсалютовала невидимому собутыльнику и саркастически провозгласила:

— За мою никому ненужную любовь.

Потом залпом осушила и довольно усмехнулась. Вино и впрямь оказалось потрясающим. Лис все-таки знает в этом толк. Конечно, я бы предпочла насладиться замечательным вкусом по более приятному поводу, но сложилось как сложилось. И я опять налила себе вина, сделала большой глоток.

По телу растекалось приятное тепло, а чудовищное напряжение начало отпускать. Хотя вместе с этим до того полузадушенные эмоции прорывались наружу с новой силой. Стало так себя жалко, что я больше не смогла сдерживать слезы.

Отставив бокал на столик рядом с креслом, уткнулась в его спинку и разрыдалась. Подвывала, как раненый зверь, ненавидя себя за слабость, и ничего не в силах с собой поделать.

Как же больно. Настолько, что не знаю, как смогу жить с этой болью. Мелькнула малодушная мысль, что легче было бы умереть. Но я сердито отогнала ее. Нет, прежняя слабая Ленора, которая предпочла бы такой выход, навсегда осталась в прошлом. Я выдержу. Смогу пережить это. Смогу пойти дальше, пусть будет неимоверно трудно.

Раздавшийся стук в дверь заставил захлебнуться очередным всхлипом. Я замерла, понимая, что видеть никого не желаю совершенно. Затаилась, надеясь, что подумают, что меня нет, и уберутся восвояси. Но стук в дверь стал еще более требовательным.

— Ленора, я знаю, что ты здесь, — послышался голос, отозвавшийся внутри режущей болью. — Не уйду, пока не откроешь.

Вэйд. Ну почему он явился сюда? Чтобы поиздеваться еще больше? Растравить душу так, чтобы и вздохнуть от боли не могла?

— Уходи, — вырвалось из груди яростное. — Просто уходи.

— Нет, — последовал резкий ответ. — Если понадобится, буду весь день стоять и стучать в твою дверь.

Выругавшись так, как от себя даже не ожидала, утерла слезы и кинулась к двери. Распахнула и взглянула на стоящего на пороге мужчину чуть ли не с ненавистью.

— Что тебе еще от меня нужно?

— Слишком много, чтобы я мог просто уйти, — откликнулся он с кривоватой улыбкой. Его глаза сверкали так, что смотреть в них было больно.

Вэйд мягко отстранил меня и вошел, запер за собой дверь. Бегло оглядел глазами помещение и двинулся прямо к столику. Взял мой бокал, где еще было достаточно вина, и залпом осушил.

— Хорошее вино, — глухо сказал, разворачиваясь.

— Можешь забрать всю бутылку, — едко предложила. — И убираться.

— Ленора, — укоризненно проговорил он, — можешь хотя бы выслушать?

— Я знаю все, что ты мог бы мне сказать, — скрестила руки на груди и прислонилась спиной к двери, чтобы не упасть. Меня всю колотило от рвущихся наружу эмоций, преобладающей среди которых была злость. — Что ты не готов к серьезным отношениям, что не хочешь рисковать тем, что уже между нами есть. Сыта этим по горло. Не хочешь рисковать — плевать. И не нужно. Я вот рискнула и не жалею об этом. Чем терзаться мыслями, что могло бы быть, если бы попробовала, я предпочту это сделать и получить конкретный ответ. Даже если он будет не в мою пользу. Теперь, по крайней мере, точно знаю, что между нами ничего не может быть.

— Ты правда так думаешь? — тихо спросил он, не сводя с меня горящего взгляда.

— Так думаешь ты, а я лишь приняла твое решение, — уточнила с горькой улыбкой. — Но уж прости, ни о какой дружбе между нами после этого речи быть не может. Потому что я любила тебя не как друга. Пожалуй, с самого начала нашего знакомства. Было время, когда обманывала себя мыслями, что смогу довольствоваться меньшим. Но после того как ты сам сделал шаг навстречу, больше так не могу. Ты показал, что может быть по-другому, заставил поверить в свои чувства, а потом просто растоптал мои. И надеешься, что после такого все будет по-прежнему? Зачем ты пришел, Вэйд? Чего ты от меня хочешь?

Я больше не смогла устоять на ногах и соскользнула по стене вниз. Обхватив колени руками, уставилась на него с какой-то злой усталостью.

— Я не хочу тебя терять, — откликнулся Вэйд, по-прежнему не сводя с меня взгляда. — Не только как друга и напарника. Понимаю, что все испортил этой вспышкой паники, когда испугался силы своих чувств к тебе. Пошел на попятный, — он мотнул головой, ему явно было трудно признаваться в собственной слабости. — Я уже любил когда-то, и потерять любовь было слишком больно, чтобы мне захотелось снова проходить через это.

— Ты так уверен, что потерял бы свою любовь снова? — горько спросила. — Еще только начав строить отношения, уже думаешь о том, что ничего не получится? Так стоит ли тогда начинать? Любые отношения — это риск. Проклятье, да каждый из нас может уже сегодня умереть от того, что ему на голову кусок черепицы свалится. Так что из-за этого закрыться в четырех стенах и вообще ни с кем не общаться? Лишь бы ни к кому не привязываться, чтобы потом не потерять?

— Я понимаю, что вполне заслужил такую отповедь, — вздохнул Вэйд, потирая виски. — Повел себя попросту глупо. И сам не могу найти для себя достаточно весомых оправданий. Если после всего, что скажу тебе, все равно решишь уехать и забыть меня, больше не стану останавливать. Приму твой выбор и постараюсь смириться, пусть и будет неимоверно трудно.

Я фыркнула, давая понять, что в его душевные терзания верится слабо, но под полным раскаяния и муки взглядом чуть смягчилась.

— Хорошо, я тебя выслушаю. Только, наверное, мне стоит еще выпить перед этим, — криво усмехнулась, кивая в сторону бутылки.

Вэйд молча сходил за еще одним бокалом, налил нам обоим и один поднес мне. Я отпила глоток и, чувствуя, как от разливающегося внутри тепла становится чуть полегче, уставилась на напарника. Тот сел в кресло и, грея бокал в ладонях, заговорил, не сводя с меня глаз. Так, словно пытался передать взглядом все, что чувствует.

— При нашем знакомстве я испытал двойственные эмоции. С одной стороны — досаду из-за того, что мне навязали напарника-женщину. С другой — уже с первого взгляда ты вызвала у меня симпатию. Была такая забавная в попытках не отставать от других дознавателей, показать свою силу. В то время как сама была трогательно-беззащитной, нуждающейся в одобрении и помощи. Еще и эти твои глаза… — он тяжело вздохнул. — Ты всегда смотрела на меня так, что трудно было остаться равнодушным. С восхищением, надеждой, теплотой. Даже если я делал все, чтобы оттолкнуть, в глубине твоих удивительных глаз всегда оставалось нечто такое, что волновало куда сильнее, чем мне хотелось бы признавать. Я с самого начала понимал, что с тобой будет не так, как с другими. Что прояви я ответный интерес, ты воспримешь все слишком серьезно. И меньше всего хотелось потом увидеть разочарование и боль в твоих глазах, когда поняла бы, что не могу предложить чего-то серьезного. Глупец, — Он вздохнул. — Сам не понимал, что с каждым днем и сам влипаю все сильнее. Пытался обманывать самого себя, что это не так, но уже по собственной реакции на интерес к тебе других мужчин можно было сделать определенные выводы. Мне было неприятно видеть тебя с другими, и в то же время я не мог проявить к тебе интерес сам. Был не

уверен во всем. И в первую очередь в том, хочу ли всех тех сложностей, что принесет с собой наше сближение. Ты не та женщина, которую легко мог бы оттолкнуть и пойти дальше, наплевав на ее чувства. Самому от этого было бы препаршиво.

— Именно это ты мне сейчас пытаешься сказать? — едко спросила. — Что тебе, бедному, препаршиво из-за того, что все-таки это сделал? Может, мне еще тебя пожалеть?

— Ленора, — он укоризненно покачал головой. — Прошу тебя, позволь договорить до конца.

— Ладно, — я сделала новый глоток, буравя его взглядом.

Испытывала в этот момент неоднозначные чувства. С одной стороны, была рада услышать, что какие-то чувства ко мне у него все же были. С другой, ощущала горечь из-за того, что до силы моих они точно не дотягивали. А еще было неприятно осознавать, что он с самого начала понял, что я чувствую к нему. Видел по моим глазам, по тому, как веду себя рядом с ним. Сам же при этом размышлял: то ли переспать со мной, пожалев убогую, то ли не стоит, чтобы слишком не обнадеживать. Может, конечно, он и не то имел в виду, но сейчас обида и горечь трактовали его слова именно так.