Виктор Исьемини - Предчувствие весны

По велению нового главы церкви по всей Империи служили молебны о здравии его величества, сам архиепископ на время недуга Алекиана взвалил на себя бремя управления страной. И то сказать — бремя существенно облегчилось по сравнению с прежним царствованием. Добрая половина Великой Империи людей отпала, вышла из подчинения короне. С другой стороны, непокорные провинции также становились проблемой.

Восток был потерян, и там правили гевцы. Герцоги Андруха и Дрига теперь на стороне Гюголана с Гезнуром, даже преданные вассалы — принцы Ленота и Болотного края — предпочли союз с Гевой. Марка Феллиост на южном берегу Золотой захвачена эльфами, граничащие с ней Приют, Нелла и Анновр с ужасом ждут нашествия и постоянно требуют военной помощи, не слишком-то их успокаивает присутствие церковных войск.

Фенада оказалась разорвана на части Грабедором и гевцами, а принц Малых гор лишился большей части владений. В его власти оставалась лишь узкая полоса предгорий, тогда как кланы «верхних» столковались с гномами… теперь его высочество умоляет о помощи, просит войско, чтобы вернуть утраченное и снова вколотить почтение к сеньору в упрямых горцев. Напрасные просьбы — сейчас ванетскому двору нет дела до его захолустья, Малые горы не так важны, чтобы заниматься сейчас ими.

Тила и Тогер приведены к покорности силой оружия, их верность зиждется исключительно на страхе, но Фенгим, тильский герцог, обосновался в Энмаре и подбивает тамошний Совет объявить империи войну… Остается лишь уповать, что правителям Великого города достанет мудрости не прислушиваться к воплям изгнанника.

Что остается? Сантлак. Буйные сантлакские дворяне не желают лишаться исконных вольностей, однако делают вид, что смирились — поскольку приказы получают, хотя из имперской канцелярии, однако заверенные печатью их короля Метриена Первого… который содержится под стражей в подземелье Валлахала. Стража предотвратила уже два покушения на незадачливого сантлакца — его пытаются убрать шпионы ренегата и изгнанника графа Ирса. Цель подлого изменника совершенно ясна — едва Метриена не станет, сантлакские рыцари снова изберут нового монарха — на турнире, как заведено в их диком краю. И уж новый-то король первым делом откажется подчиниться императору, потому стража императора бережет Метриена со всем тщанием.

В столице не осталось толковых полководцев. После того, как маршал ок-Икерн обезумел, а сэр Валент Гранлотский покинул службу, у императора не стало военачальника, который был бы достаточно способным и притом обладал бы должным авторитетом. Отважных воинов и родовитых сеньоров на имперской службе сыщется немало, но хороших стратегов среди них нет… Возможно, среди молодежи, окружающей ныне престол, и прячется будущий герой… однако пока таковой себя ничем не проявил. Юным сподвижникам императора недостает славы и популярности, каковые можно заработать многими годами подвигов на ристалищах и полях сражений.

Безвестному дворянину ветераны турниров и баталий не станут подчиняться должным образом.

И вот — Алекиан лежит в жарко натопленной спальне, хрипит, мечется под периной, которой укутали больного по настоянию заботливой Санеланы… но не приходит в чувство. Именно сейчас, когда империя, окруженная врагами и изменниками, похожа на осажденную крепость… и крепость нуждается в коменданте.

Императрицу Санелану, задремавшую у ложа недужного супруга, разбудил осторожный стук. Накануне Алекиана напичкали снадобьями. Новый лекарь, доставленный с севера, уверял, что его микстуры состряпаны по тайным рецептам, которые удалось выкрасть у эльфийских целителей и сулил чудесное выздоровление его величества… поначалу Санелане показалось, что этот знахарь окажется прав — щеки мужа порозовели, дыхание стало ровнее… она даже молвила что-то милостивое лекарю. Гиптис Изумруд, вечно хмурый и настороженный, и тот не сказал ни единого плохого слова. Северянин, грубый мужлан в вонючем балахоне из оленьих шкур, перевитом заскорузлыми ремешками, со слезой в голосе принялся клянчить обещанную награду, мол, его величество вот-вот воспрянет.

Санелана велела увести знахаря, который раздражал неуместным кудахтаньем, и накормить. Она напрасно ждала едва ли не до рассвета… напрасно. Император в самом деле выглядел получше, но в себя так и не пришел. Снадобья укрепили тело больного, но не смогли пробудить душу, блуждающую в потемках. Измученная Санелана отослал прислугу и прикорнула в кресле под теплой шалью. Ей показалось, что проспала она всего ничего, но когда стук заставил раскрыть глаза, зимнее холодное солнце уже вовсю светило в щель между тяжелыми багровыми шторами. Шторы она выбирала сама, присмотрела нарочно богатые, шитые золотом — чтобы не так бросалось в глаза, что в рамах не дорогое «гномье стекло», а обычное, толстое и мутное. Но сегодня солнечные лучи легко проникали сквозь мутные окна. Хорошая погода.

Снова постучали — негромко, но настойчиво. Ее величество заерзала в кресле, выпутываясь из шали, откашлялась и хрипловато молвила:

— Да… позволяем войти.

Дверь распахнулась, в проем вступил архиепископ. Держался прелат самоуверенно, хотя и старательно изображал смирение. Санелана давно заметила, что Мунт, пусть и пообтесавшийся за время церковной карьеры, в душе остается все тем же грубым низкородным провинциалом, он так и не научился притворяться, как следует.

Глава Церкви вступил в императорскую опочивальню и сдвинулся в сторону, из-за его спины показался другой клирик, в простой одежке из грубой ткани. Смирение этого не было притворным, священник низкого ранга в самом деле робел в богатых палатах.

— Ваше императорское величество, — объявил архиепископ, — отец Когер, знаменитый проповедник, доставлен по моему настоянию в столицу, и я немедленно велел ему явиться к ложу страждущего монарха. Полагаю, их следует оставить наедине, дабы сей клирик помолился в тишине об исцелении его императорского величества. Я не раз был свидетелем чудесам, свершенным молитвой святого мужа.

— Прошу прощения… — робко вставил Когер, — я никоим образом не могу поручиться, что слова его высокопреосвященства… чересчур благожелательного, ко мне, недостойному… окажутся…

Санелана подняла руку, и клирик испуганно умолк, подслеповато моргая — яркая полоса света, пробившегося между штор, легла на его лицо, но скромный священник не решался сделать лишнее движение, так и застыл в неловком поклоне.

— Пустое, святой отец, — сиплым со сна голосом произнесла Санелана. — Разумеется, никто не вправе требовать гарантий в таком вопросе. Я присоединяю свою просьбу к пожеланию его высокопреосвященства, помолитесь о здравии императора Алекиана. Мой несчастный супруг рассказывал мне, как на поле битвы при звуках вашего голоса свершились чудеса.