Александр Тюрин - Проблема №1, или Тринадцать уколов

Боря набрал номер и услышал громкий алкогольный бред. Бред продолжался пять минут, касался разных тем и не собирался затыкаться. Первый вывод, который напрашивался — «бабки» на пьянку у Василия нашлись. Наконец, Тряпичкин немного охрип, успокоился и доложил, что навестил его некий Гасан-Мамедов. Предложил срочную работу, кинул на стол аванс, который в два раза больше, чем весь гонорар от Бори. Серьезный заработок светил Тряпичкину. И бредил он оттого, что колымить на Гасан-Мамедова не хотелось и что пришлось так по-жлобски Бориса-собутыльника наколоть. Однако отказаться от весомых монет — совесть не подымалась. Ведь питие требует жертв. А без пития вся жизнь покажется одной огромной, невесть зачем приносимой жертвой.

Тут настал черед Борису выдавить нутряной беспомощный стон и шмякнуть трубой телефонной об стену. Без Тряпичкина книга теряла втрое. Получится ли вернуть «нарост» Гасан-Мамедову? А сам долг?

Стоп, движок. А если Гасан-Мамедов сам устроил так, чтоб Боря не сумел отдать тяжкий долг? От кого этот сраный Альфред узнал о Тряпичкине? Да от самого Бориса. Гасан-Мамедов выудил из него все, что может затем сыграть. После чего подлец-миллионщик как-нибудь догадался, что тряпка-Тряпичкин самое важное звено в издательской цепочке. Зная эту дурацкую фамилию, выяснить место проживания для ушлого Гасан-Мамедова было делом детсадовским.

Да, сошлись концы с концами, и очень фиговый узел образовался. Гасан-Мамедов сделал все необходимое, чтобы Боре вовек с ним не рассчитаться. Долговые проценты будут расти, как бамбук в мокрую погоду, а гнусавый голос по телефону поставит Лямина на "счетчик".

Похоже Гасан-Мамедов хочет приковать Борю Лямина к веслу на галере. И это в лучшем случае. В худшем — накрутить из Бори фарш. Сейчас всё быстро, уже через пару месяцев первое предупреждение с переломом и сотрясением, через полгода- последнее, после чего уже отпевание. Лямин еще добросовестно понапрягал свои лобные доли. А выходило только одно: Гасан-Мамедов — гад, и в том вся суть.

Боря Лямин был невротик. Он был давно ранен в нервную систему». То, что его выперли с работы, не заплатив за три месяца, а его девушка ушла к "челноку", угостив напоследок по морде за "никчемность", оголило нервы окончательно. Беспокойство сейчас распространилось по всему телу, залезло, пользуясь давно подогнанными ключами, в каждую клеточку. Боря заметался по комнате, как зверь по узкой клетке в провинциальном зоопарке, забросал стульями, вулканически задымил сигаретами, захлебал воду, перейдя затем на водку из заначенной на антресолях бутылке, замедитировал, "ом-ом". Однако не легчало. Да как могло полегчать, если на его личность наступили ногой!

Прохвост захомутал Борю, воспользовавшись одной-единственной его слабостью — тягой к печатанью.

Средства, даже самые транквилизаторские, не успокаивали. Тогда Боря, метнувшись, схватил газету, уже отправленную в санузел. Судорожными движениями выдернул страницу, полную рекламных воплей, и в ней выискал беспокойным своим взором телефон близлежащего врача-психиатра, предлагающего услуги в наведении здоровья на мозги.

Врач явился через полчаса, вежливый, внимательный, поинтересовался событиями из далекого детства, включая занятия онанизмом (левой или правой рукой?) и ковыряния в носу (большим пальцем или средним?), после чего определил способ снятия напряженки. Десять ампул истинно японского препарата сцеволин (имечко, надо полагать, в честь римского джигита Сцеволы, который спокойно, без выкриков поджарил свою руку вместо шашлыка, чтобы показать врагам, какие они суки). Колись таким снадобьем через день, также при оказии, и за пару недель превратишься из визгливого невротика в нечто, похожее на утес. А все вокруг станет тучками на твоей груди. Причем сцеволин не наркотик, к нему нет привыкания, после него — никакой ломки. Эта штука, напротив, высвобождает страхи с фобиями, отчего ты делаешься не более закомплексованный, чем свежевылупившийся цыпленок.

Лямин отслюнявил гонорар, и врач не без удовольствия на лице вышел за дверь. Боря тут же потянулся к ампулам и обнаружил, что тех не десяток, а вся чертова дюжина. Ошибся, докторишка-лопух. Ладно, через пару недель, может, и получит излишек назад.

Лямин укололся, и наступило успокоение… Впрочем, наступило оно не сразу. Тело сперва сделалось горячим, как чайник, казалось, даже пар повалил из ушей и носа. Может, шприцем, якобы одноразовым, уже кто-то попользовался? С рук ведь покупал, теперь ведь торговля любой дрянью, вплоть до самой страшной заразы, вполне свободная. Боря тоскливо перебирал в мозгу новости медицинского характера — судя по газетам, сейчас разных хворей больше, чем мух на потолке.

Болезнь быстро усугублялась — жар, напоминающий вязкую тягучую жижу, собрался где-то в районе темечка. Голова так накалилась, что мысли принялись с треском лопаться. Потом в ней словно разошлись полюса — источники напряжения — отчего, как прибредилось Борису, посыпались разряды и высветился некий конус. Конус не только сиял, но и вроде был вставлен из ниоткуда в обычное пространство. И вот под действием разрядов, садящих из башки, как из неисправного трансформатора, во «вставке» закрутился вихрь, который чуть погодя сгустился в волокна, а те уже сплелись в смутную фигуру.

Нежданно-негаданно образовался мужик в плаще! (Развевающиеся полы отчасти напоминали черные крылья.) И тут Борис, хочешь не хочешь, стал перетекать в новоявленное привидение — словно сам был током, а переключатель направил его из одного проводника в другой. Потекли зрение, слух, нюх, уцелевшие мысли. Когда ток закончился, Боря почувствовал себя стоящим. А собственное лежащее тело осталось лишь зыбким пятном.

Лямин не слишком удивлялся чрезвычайному происшествию, потому что был захвачен одним стремлением. Его воля кипела и пыталась пробиться через затычку на своем пути. Не нужен этот Альфред!

Опустилось какое-то затемнение, похожее на большой бархатный занавес, а когда он поднялся, то Борис обнаружил себя на платформе станции Репино. Причем, теперь он оказался не ниже, а выше других граждан, да и плечам требовался больший простор. Однако это обстоятельство было столь малоинтересным, как и выборы короля в солнечном Лесото.

Уже смеркалось, но Борис знал куда идти — по правой крайней дорожке до… Он подождал, когда сгустится облачный вечер, и кинул псу, стерегущему виллу, пожевать мясца. Мясца, насыщенного крутой дозой димедрола. Потом перебрался через забор, вырезал стекло и протиснулся в притопленное оконце подвала. Аккуратно обогнул стол для баловства в пинг-понг и усилитель «Фендер», вскарабкался по приставной лесенке, через люк, на первый этаж. Спустил со стенного гвоздя двустволку десятого калибра, из ящика красивого резного столика позаимствовал несколько патронов «на медведя». Зарядил стволы, снял с предохранителя, положил пальцы на спусковые крючки.