Дмитрий Самохин - Ветеран

Эвакуация с поля боя проходила неспешно. Григорий успел выспаться во временном лагере, подложив себе под голову вещмешок, посреди шума отправляемых шлюпок, погрузки живых и раненных. Когда настал его черед, Лукас поднялся на борт шлюпки, занял ячейку, пристегнулся ремнями и закрыл глаза.

На душе было муторно.

Шлюп вздрогнул, оторвался кормовой частью, затем задрал нос и скользнул в небо. Перегрузка вжала эвакуирующихся в занимаемые ячейки. Кого-то стошнило. Григорий слышал характерный звук, но словно в другом мире, параллельном.

В лагере ренегатов Григорий убил лишь одного врага. Уничтожил одну боевую единицу. Но чувствовал себя так, точно расстрелял мирную демонстрацию – женщин с грудными младенцами на руках, из станкового пулемета. Одновременно с опустошением и унынием он ощущал ненависть, адресованную генералам и полковникам. Хотя отлично понимал, что на чьей бы стороне ни была справедливость, без лжи даже освободительная война невозможна. Ложь – это дрова для костра войны.

Двадцать минут перегрузок закончилось. Шлюпка вздрогнула, приклеиваясь к корпусу орбитальной станции. Разверзлись шлюзы, и над выходом вспыхнул зеленый глаз, отмечая свободный путь.

Григорий расстегнул ремни, выбрался из ячейки и, подхватив амуницию, уткнулся в спину выходящего десантника. Спина была покрыта коркой обожженной глины, отчего солдат напоминал кувшин, только что вышедший из печи.

На первой палубе возвращавшихся ожидал оркестр, игравший помпезные армейские марши, и генералитет на специальной трибуне, в окружении кустарника микрофонов.

– Виват, победители!!! – взревели динамики голосом главнокомандующего флотом «Вторжение». – Я приветствую вас, сыны Земли!!!

Григорий Лукас был готов провалиться сквозь обшивку станции от стыда. Главнокомандующий – маленький тщедушный усач, больше похожий на пианиста, чем на кадрового офицера, – разлился патриотической речью, от которой делалось тошно и мерзко на душе. Григорий всмотрелся в лица обожженных сражением десантников, с которыми поднялся на борт станции, и увидел на них схожие чувства. Он отвернулся от трибуны, вскинул мешок и автомат за спину и, демонстративно показав зад генералитету, направился прочь с палубы.

У дверей его остановил молодой лейтенантик, судя по выражению лица – из штабных, что в нынешней атаке не участвовали.

– Куда, солдат, генерал еще не закончил! – выдавил он с презрением.

– У меня увольнительный от этой мути! – выплюнул слова Григорий Лукас и сунул в лицо офицеру регистрационную карточку. Лейтенант считал с нее один вольный день.

– Проходи.

Григорий ушел, не оглядываясь. Так же поступил каждый второй десантник, вырвавшийся из пекла боя. А в спину им неслась помпезная речь главнокомандующего:

– Многие ваши товарищи сложили сегодня головы на поля боя!! Но их жертва не будет напрасной!! Мы победили!! Мы вышибли ренегатов с этой планеты!! Мы уничтожили каждого мутанта-предателя, который ради того, чтобы не погибнуть от рук пришельцев, изменил своей природе, позволил калечить свой геном и будущее своих детей!!! Но впереди еще не одна планета, что стонет под ногами ренегатов, и просит об отмщении!!! Наберемся же мужества и дадим отпор ренегатской сволочи!!! Вперед, сыны, победа за нами!!!

Голос главнокомандующего не оставлял десантников и в коридорах станции. Он доносился из каждого угла, раздавался за каждым поворотом, отражался от стен.

«Что за бред!» – думал Григорий, скрываясь за спасительной дверью казармы, где уважалось право солдата на личную жизнь и дозволялось выбирать, что слушать: веселую музыкальную станцию с Земли либо новостные сводки с полей сражения.

Последние две недели до демобилизации были самыми тяжелыми в жизни Григория Лукаса. Крупное механизированное сражение возле деревни Пархорка на планете Багдад, где со стороны ренегатов выступили двести тяжеловооруженных танков с броней класса «Z—100» супротив тысячи неповоротливых машин землян с броней класса «Z—200». Несмотря на численное превосходство землян, ренегатам удалось продержаться тридцать дней и ночей, прежде чем потерпеть сокрушительное поражение. Григорий Лукас во главе батальона «Альфа – 4», которым в начале его службы командовал комбат Усанов, обезвредил восемь вражеских танков и уничтожил до ста единиц живой силы противника. Прошло восемь месяцев со дня первой операции. Григорий смирился с мыслью: «война – это ложь». И более не мучался угрызениями совести, убивая себе подобных. Он понимал, что, приобретя смирение, утратил что-то важное, человеческое в душе. И процесс необратим.

«Но коли утрачено раз и навсегда, то и сожалеть не о чем» – рассудил Лукас, всаживая автоматную очередь в живот ренегата – живую бомбу, что пытался подорвать собой артиллерийский дзот, переодевшись в форму флота «Вторжение».

За танковой мясорубкой возле деревни Пархорка последовала экстренная высадка на планету Тифлис. Три доукомплектованных батальона, усиленных двумя мотоотрядами, с борта шлюпок вклинились в бой с численно превосходящим противником, но вынуждены были отступить под шквальным огнем и укрыться в багровой роще, которую спустя полчаса ренегаты спалили напалмом, вытесняя противника на открытую площадку Ниагарской ладони, где оставшихся в живых накрыло ливнем бомб. Десантники оказались в ловушке, зажатые со всех сторон войсками ренегатов.

К этому времени из трех комбатов в живых остался лишь один – Григорий Лукас, который вынужден был взять на себя командование и принимать решение: оставаться в окружении с перспективой погибнуть или сдаться в плен; или прорываться сквозь цепи ренегатов. Григорий выбрал последнее.

Из окружения выбилась лишь половина солдат. Григорий был тяжело ранен в живот и первой же эвакуационной шлюпкой отправлен в госпиталь, где его застали две отличные новости. Приказом главнокомандующего он был представлен к ордену «Феникса в пламени» – высшей награде, которую мог получить младший офицер. Второй приказ, общий по армии, о демобилизации, включал в себя фамилию Лукаса.

В госпитале Лукаса навестил полковник Осокин, непосредственный начальник и товарищ по распитию горячительных напитков.

– Значит, уходишь? – спросил он, присаживаясь на постель.

– Точно так, – согласился Григорий, улыбаясь.

– А может, рванешь в профессионалы?

– Увольте.

– Ну, как хочешь, – кисло ухмыльнулся полковник, доставая из кармана форменного пальто полулитровую бутылку водки. – Давай тогда по маленькой на прощание.

– Почему нет, – согласился Лукас, приподнимаясь на постели.

Разлили по походным стопкам. Чокнулись.