Олег Койцан - к чему стермится Ураган?

Но его сознание недолго тревожилось этой слабой мыслью. Он предпочел вновь соскользнуть в холодное безразличие… И лишь когда впереди затемнело что-то огромное настолько, что неровная поверхность ЭТОГО исчезала влево, вправо и вверх, сливаясь с гладким безличием Тумана, тогда только легкая досада – ощущение равное досаде – коснулось его спокойствия.

- Внешние Скалы! – Он уже очень давно не возвращался к ним. И не ожидал увидеть их вновь с тех пор, как доверился чутью «Благоговение и Ужас». Он не повернул назад, – не хотелось тревожить разум усилиями приказа. Позже, раньше – для его тела время теперь не имело значения.

Вообще: НИ ЧТО НЕ ИМЕЛО НИКАКОГО ЗНАЧЕНИЯ – НИ ДЛЯ ЧЕГО.

- Нет. – Просто решил он, различив позже в вершинах этой массы одинаково – правильные зубцы, одинаково – правильные промежутки между ними, и, за зубцами, среди них – движущиеся тени. – Крепость. Враг. Всего лишь очередной враг.

Отзываясь на эту мысль, «Благоговение и Ужас» само, не требуя приказа, ожило, изменяясь: расплетаясь надвое, перерождалась рукоять, и обе части слагались в формы, удобные руке, и вновь окаменевали так; клинок вздрогнул, судорожно дернулся, выгнулся в спазмах – и расщепился, тотчас отвердев уже парой новых клинков. Да Меч разделился на два, становясь: «Обломок Тьмы», «Основание Ночи», «Отец разрушений» – Черная Шпага покоилась в правой руке Воина; «Белый Огонь», «Рождающая День», «Праздник Творенья» – Светлая Шпага блистала в левой его руке. Черный и Белый. Черный и Белый…

Что еще? Ах, да… Взмах руки… Круговой взмах левой руки – и полный круг растворил в пространстве Белую Шпагу тонким диском щита.

Сверху стали стрелять. Их право…

“Крылатые посланники Смерти” – прекрасно. Сверху упали стрелы. И исчезли все, растворенные нежной дымкой щита. И вновь родились в пространстве, поражая собой бывших своих господ. Стрелять перестали. Некому было. Все тени-стрелки использовали свое право умереть.

Стена плавно надвигалась. Впрочем… Это мое тело неторопливо брело к ней. Хорошо.

Я устраивался внутри себя, чтобы вновь успокоиться (зритель извне); успокоиться уже надолго. До конца – зритель извне. Успокоиться и наблюдать. Так даже занятней было наблюдать за… Наблюдать, просто наблюдать – как зритель из вне… За приближением стены – дымчатая поверхность разволновалась, тронулась рябью, ощущая близость меня.

За тем, как напряглось мое тело, всем своим весом и силой ног навалившись не преграду стены…

И как разросся, вытянулся, выгнулся полушаром, и, наконец, замкнулся позади меня, мой щит, в мгновения, когда я коснулся стены. Преодолевая ее сопротивление… я, окруженный коконом-шаром, наполненным золотым светом... продавил весом тела и силой ног вязкость... вязкую Мглу…

…Что-то извне вновь принялось теребить мой рассудок. Что? Ах, да… Когда-то я шел сквозь стену. А теперь стоял, – ведь она была очень вязкая… И туго пружинила. Нет – не то. Другое – не удобное... и непривычное. Сейчас я не делал что-то, к чему так давно привык, привык с рождения.

Я ДЕЛАЛ ЭТО С РОЖДЕНИЯ.

Я не дышал – давно не дышал.

СТРАХ. Патина безразличия, пожиравшая в пыль мой рассудок, раскололась, рассыпалась, разлетелась напрочь. Я – Хранитель, я мог не дышать. Я мог позволить себе не дышать. МЕХАНИЗМ. Но я страстно желал этого. Я не мог иначе сейчас доказать себе, что не стал механизмом, функционирующим,.. существом ДЛЯ ЗАКЛАНИЯ, оставался человеком – Разумным Свободной Воли. СТРАХ. Рванулся вперед, ломая телом ленивое сопротивление Мглы, и вывалился наружу. Упал не обнаженный камень, разбился вкровь.

Кровь, моя кровь – жаркие, влажные, нежные, после долгого бесчувствия, подтеки крови на лице, на теле, растворили в себе магии безразличия, страха, животной покорности, вновь вернули меня в себя.

Я встал. Выпрямился. Огляделся.

«Тонко».

«Ажурно».

«Изящно».

Итак, я пришел.

«Тонко».

«Ажурно».

«Изящно».

Все стало щебнем. Все, кроме старой каменной дороги (неизменно сохранившейся под мощным слоем вулканического стекла), разливающейся дальше квадратной площадью лавы; лавы окружавшей, подступавшей к порогу почерневшего остова Дома Королей.

Ступил не дорогу.

Именно Дома – не дворца, он был меньше, скромней, миниатюрней многих иных частных зданий, а общественных дворцов – тем более.

Приблизился к изъязвленному фасаду.

Именно Дом – так горожане звали между собой Малую Резиденцию Королей, уважая желание правителей видеть свое жилище не Дворцом в столице – этаким сидящим над городом хищником, оббирающим его красоты, уродующим его в угоду и славу себе, – а только гранью города. Как и себя не…

Переступил порог.

Зала. Одна гигантская зала там, где когда-то высились три этажа в четырнадцать безмерных комнат каждый. Зеркальный, блестящий литой медью пол – только касаясь стен, идеальная гладь нарушалась, рождая из себя выбросы металла, теперь застывшие причудливыми колоннами, поддерживающими собой стены и ветхий свод. Прямоугольные формы залы искажали, в воплощении, Мысль ее Создателя, но все же… пол… это было… Рожденная в дальнем конце Залы, даже где-то вовне ее... спираль, искрящиеся медью витки которой, слой за слоем, спускались ступенями… Нет. Спираль, все стремительнее закручивавшая свое тело, и возносившаяся в истоке центральным смерчем, который был… ТРОН.

Его трон.

Трон, на котором восседал ОН.

Бронзовый Бог. Мой Враг.

Статуя. В рост человека. Обнажена… В осанке статуи и выражении ее лица... в ней чудилось… Ненависть, и нетерпение… и грусть, и горечь.

И капля жалости…

И тень раздумья…

И идеальное тело бойца, но все покрытое древней окисью.

Меч. На Его коленях. Двуручная смерть, укрытая в ножнах из бронзы – знак власти в Его руках: левая кисть, в легкой неподвижности, замерла, сжимая ножны, правая обнимала эфес – ждала.

ВСЕ ПОШАТНУЛОСЬ.

Колонны, вспыхнув оранжевым, пали вниз ливнями жидкой бронзы; следом рухнул и свод.

- Здравствуй, Брат! Брат, – Ха-ха-ха-хо-хо-хо! Ш-ш-ш-ш-ш… – Исказилось в хохоте Его лицо.

Пол истаял, потерял реальность опоры, потек грязным расплавом, стремительно взбиравшимся тугой – виток в виток – исступленно бурлящей спиралью, навстречу к НЕМУ; исчезал в НЕМ, наполняя жизнью ЕГО тело.

Подточенные неистовствующими потоками металла, пали древние стены Дома Королей.

Хранитель. Он отрешенно стоял на пузырящейся, волнующейся, дымящейся бронзе, увлекаемый, кружимый ее уверенным потоком, среди гибнущих пределов Дома – обнаженное человеческое тело в центре буйства хаоса. Терпеливо ждал. Совершив во всем этом безумии едва одно движение: воссоединил Меч, – возвратил в одно Черную и Белую Шпаги.