Андрей Легостаев - Последнее пророчество

— Воистину ты прав, мудрый Астрил Гош! — воскликнул король, хлопнув кулаком в ладонь. — Те, кто не будет пить вино — и есть истинные злоумышленники. Клянусь собственной жизнью, мы поймаем их всех, до единого. Мои красные плащи будут пристально следить за каждым гостем! И тогда у меня пойдет совсем иной разговор с ними — честный и открытый. Немедленно позови ко мне Кранимара, я отдам ему распоряжения.

Хранитель мудрости Астрил Гош с поклоном отошел от трона и через минуту к Варросу приблизился командир его личных телохранителей Кранимар. Варрос едва слышно что-то прошептал ему, тот согласно кивнул и быстро ушел.

Варрос встал, показывая, что праздник приближается к своему торжественному и длительному завершению.

— Хвала великому Зирива-ванату! — произнес король громко, так, что, казалось, его голос был слышен в дальних уголках огромной площади, полной народа. — Граждане Лунгарзии, выпьем в честь великого бога, покровителя нашей прекрасной страны!

На площадь выкатили огромные деревянные бочки. Каждая была выше любого самого рослого лунгарзийца. Могучие кузнецы приготовили кувалды, чтобы вышибить днища у бочек. Горожане в предвкушении дарового угощения торопились к ближайшим бочкам, доставая заранее прихваченные из дома кубки и кружки. По опыту прошлых праздников в честь Зирива-ваната и Сугнуны, проводимых королем Варросом, все знали, что вина, как и жареного бычьего мяса, с избытком хватит каждому и так, что можно будет и на завтра прихватить говядинки и кувшин доброго винца. Но все равно у бочек началась давка, поскольку промочить глотку в честь великого бога и мудрого короля хотелось как можно быстрее.

Послы дружественных держав и представители древних лунгарзийских родов, не успевшие выразить свое почтение и поздравить с празднеством короля, со вздохами — кто досады, а кто и облегчения — потянулись в изумрудный дворцовый сад, чтобы в прохладе деревьев любоваться прекрасными фонтанами в ожидании приглашения в пиршественный зал.

Глава вторая (ретроспективная)

Если бы кто-нибудь сказал Варросу, когда он мускулистым юношей бродил с товарищами в поисках добычи по родным горам в одной повязке из козлиной шкуры на бедрах, что у него в душе могут проснуться другие чувства, кроме постоянного голода и жажды битвы, он рассмеялся бы наглецу в лицо, а то и просто проткнул бы острым копьем.

В то время он не задумывался о том, зачем живет, каков будет его дальнейший жизненный путь — прекрасные дикие горы заполняли для него весь огромный мир.

Но иногда, вечерами у костра, он слушал удивительные рассказы о далекой Лунгарзии и чудесном городе Пиларисии со стенами в дюжину раз выше самого высокого мужчины, где величественные дворцы восхищают красотой и величием, где женщины ходят в ослепительных одеждах из странных блестящих тканей…

Сердце юного Варроса непонятно от чего замирало, но все это было так далеко и нереально…

Потомок Леопарда может попасть в Лунгарзию только рабом, поэтому все лунгарзийцы — враги и заслуживают лишь одного: немедленной смерти.

И он готов был резать, колоть, убивать любых врагов родного племени — будь то лунгарзийский Рубежный Легион, беспощадные австазийские пираты или враждебные племена с северных островов. Варрос считал, что человек рожден для того, чтобы охотиться для утоления голода и убивать врагов, защищая родную землю и завоевывая для своего племени рабов и богатую добычу.

Варрос не очень любил людей, считая своими братьями львов, тигров и леопардов, он был уверен, что человек отличается от зверей лишь похотью и жадностью.

Гораздо позже он понял, что есть еще одна черта, разнящая человека от животного — ненужная жестокость, когда враг уже не сражается или просто в силу своей слабости и безоружности не может оказать сопротивления. Ни один лев или леопард в мире не убьет добычи больше, чем сможет съесть…

Но в том юном возрасте Варрос не думал об этом. Его больше беспокоила мысль, что он не знает своего происхождения — его нашли голым младенцем в лесу и приняли в племени как родного, хотя и похож он был больше не на местных жителей, а на людей из рода изгнанников, когда-то, до Большой Засухи, живших в Долине Леопардов.

И если бы кто-то сказал юному Варросу после сытного ужина у костра в горах, когда он вместе с другом Унгином и наставником Тарлаком возвращался с охоты на пещерную стоянку своего племени, что такое чувство, как сострадание, изменит всю его жизнь, он бы не поверил.

В те мгновения, когда он заснул на ласковой траве рядом с Тарлаком, а Унгин бронзовым монументом стоял на страже их покоя, поразительное, ни на что прежнее не похожее сновидение растревожило его: яркие зеленые звезды разогнали тьму сна и вспыхнули, открыв ослепительно яркий солнечный день, тишину прорезали звуки тысячи труб и огромная толпа людей восхищенно кричала здравицы одному человеку — высокому мужчине в золотых воинских доспехах с обнаженным мечом в руке, стоявшему перед великолепным дворцом, гордо расправив плечи. И крики этих людей сквозь сон запечатлелись навечно в памяти юного потомка Леопарда: «Да здравствует король Варрос, вечная ему слава!»

Король Варрос… Откуда взялось это сумасшедшее видение в его голове, что оно означало?

Но что-то неуловимо изменилось той ночью в юноше.

Когда они втроем — Тарлак, Унгин и Варрос — подходили к знакомой, переливающейся в лучах утреннего солнца реке, у которой в береговой скале темнели зевы родных пещер, Варрос еще не осознал этого изменения.

Возле пещер, у врытого в землю столба, собралось все племя. Угадать причину оказалось несложно издалека: к столбу была привязана Сарита. Рядом со столбом танцевал в священном разговоре с первопредками жрец племени с зажженным факелом в руке, выкаркивая заклинания и проклятия, готовый поджечь сложенные у ног несчастной поленья.

— Попалась, распутница! — зло процедил Тарлак, не сбавляя шага. — Поделом ей, нечего было убегать с этим проклятым австазийцем! Не он ли там валяется?

Варрос, стараясь не отстать от старшего, вгляделся вдаль. Неподалеку от позорного столба казни валялось изуродованное тело австазийского моряка. Одна из собак пыталась оторвать мертвецу ухо, остальные, свернув кольцами хвосты, брехали рядом, но на них никто из собравшихся не обращал ни малейшего внимания.

Охотники сбросили добычу с плеч, уложили на специальных камнях, чтобы потом оленину обработали женщины, положили рядом копья и подошли к толпе.

Жрец, размахивая дымящимся в левой руке факелом, продолжал выкрикивать проклятия предательнице, поправшей законы своего народа.