Татьяна Мудрая - Мириад островов. Игры с Мечами

«Н-да, — Галина критически сморщила нос. — В собранном виде, если еще и лайку натянуть, и аметистовый перстенёк поверх лайки, — точь-в точь духовное лицо. А наполовину раздевшись, да в линте из серебряных розочек, да в обильных низаньях по всей груди и плечам — богатая франзонская крестьянка на ярмарке. То ли они моду от знати позаимствовали, то ли от них через готийское революционное посредство аристократы заразились».

Она мимоходом задумалась — в чём, собственно, разница между бедным дворянином и богатой поселянкой. Вообще между сословиями, которые в привольном Вертдоме склонны смешиваться не более чем в средневековой Рутении. Ей давно приходило на ум, что здешний уклад основан на своего рода ролевой игре по достопамятной книге Филиппа Родакова. «Живём в какой-то извращённой литературе, — подумала она. — А в чём смысл и интерес всего этого?»

И немедленно получила ответ, который, собственно, всегда знала. То была игра на жизнь и на смерть по особым правилам, в которой, вопреки рутенским «большеземельским» установкам, торжествует лишь смелый, умный и достойный. Не выживает, нет. Во всяком случае — не обязательно. Но — отчасти как и на старой Земле — доминантой аристократа были честь и достоинство, доминантой простолюдина — жизнь, которую надлежало сохранить вопреки всему и в самых мерзких условиях. Эти две чаши весов в Верте уравновешивались, ибо нет чести без того, кто её проявляет, как нет и смысла в жизни, когда она становится чем-то биологическим.

— А у ба-нэсхин что ценней? — спросила Галина у зеркала, механически обращаясь вокруг оси. — Человеческое достоинство или достойное существование? Ну не крестьянка я. Своей непроницаемостью больше напоминаю жрицу любви со скондских перекрёстков. Дочь матери Энунны, как и кое-кто из королевской родни. Есть дворянство крови, есть дворянство меча и топора, как у королевы Эстрельи, а я сама…

«Столбовая дворянка без кола и двора», — стукнуло в голову.

На Острове Изгнания всё необходимое для жизни приходилось добывать своими руками, хоть с известной лёгкостью. Нужное для «роскоши познания», для того, чтобы достойно воспитать девочек давалось, по сути, в залог. «Неограниченный кредит под мой фантомный и непредумышленный аристократизм, который я заработала благодаря одному сражению и одной несостоявшейся смертной казни. Ибо вела себя как отвергнувшая сладость жизни, по ходкому вертскому выражению».

И как только Галина вспомнила пословицу — вмиг поняла, для чего она понадобилась Барбе. Понадобилась им всем — для чего эти расплывчатые «они» и выманили с острова вначале девочек, а потом, не намекнув ни словом, её саму.

Молодой король и его советники захотели перекинуть мост к Морскому Народу.

На рассвете — а они этой весной были поистине лучезарны, — небольшой поезд тронулся из тех ворот Ромалина, что были обращены на север, к Готии, где расположилось самое большое поселение ба-нэсхин и где благоденствовал некий монастырь, устроенный на манер древних кельтов: скромные хижины вокруг великолепного храма. Так, по крайней мере, объяснял Барбе.

Хотя король Фрейри-Юлиан и супруги Торригаль в один тройной голос утверждали, что культурный Вестфольд (а также Франзония и Готия), в отличие от ещё более культурного Сконда, совершенно безопасен для проезда, ну, типа юная девственница может пройти его из конца в конец со слитком золота на голове и ничему не подвергнуться, охрану Галине фон Рутен всё же придали.

Её статного буро-игреневого мерина окружало аж семь молодцов верхом на выносливых скондийских кобылах: все светлой масти и с голубоватыми «хрустальными» глазами, по виду чистокровные изабелловые арийцы. В довершение радости главного у них звали Сигфрид. Ну то есть Зигфрид. В пару с королевой-монахиней Зигрид-Сигрид.

«Откуда подобрали-то сих белобрысых бестий, — подумала Галина в первый момент. — Для сугубого антуража, полагаю. Хотели пофасонить. Вообще-то виден почерк Барбе, который сулил мне уйму юных галантов».

Впрочем, узнав, что каравану для быстроты передвижения придадут ещё семь «заводных» меринов, тоже подсёдланных и с небольшими вьюками, решила, что на службе у Юльки пребывают не такие уж миролюбивые дурни. Пожалуй, кое-кто даже через крепости восточного рубежа прошёл. Знают, что в летучем отряде нельзя соединять жеребца с кобылой, а двигаться удобней одвуконь, даже если на дороге имеются трактиры и ямские станции.

«Да конечно, Хельм и Стелла — люди бывалые, успели тут всех вымуштровать, — подумала Галина. — Хотя людьми их как раз назвать трудно».

За время гостевания ей удалось сойтись с родителями Бьярни накоротке, тем более что они её более или менее помнили. Принимали её радушно, буквально как члена Великой Семьи: скорее всего памятуя о впечатлении, что произвели на королевский двор неукротимые сестрёнки. Король и вообще не научился самостоятельно держать приличный фасон — вечно его загоняли в тугой корсет старшие дамы, Марион Эстрелья и Библис-Безымянная.

— Почему прабабка вашего величия зовётся безымянной, если её окрестили Библис? — спросила однажды Галина между делом.

— Не уверен, что её вообще крестили, — ответил король. — Отец — натурализовавшийся скондец, мать — скондка натуральная. Когда их с королём Ортом венчали, может быть… А Безымянная потому, что в местах, куда мы вас, иния Гали, посылаем, такое означает наивысший почёт. Высокая иния Фибфлиссо, как говорят ба-фархи.

— Может быть, ба-нэсхин? Морские Люди? — спросила она.

— По легенде, язык ба-инсанов произошёл от говора их супердельфинов, — ответил Юлиан. — Мой большеземельский муж… простите, брат — биолог из России и ходит к нам как к себе домой. Говорит, что их мозг не только весит больше дельфиньего, что неудивительно, исходя из размера туши. Там неимоверное количество нейронных связей и сдвоенный центр речи.

— Они говорят, ваше…?

— Говорят — и ультразвуком, и лихим посвистом. Госпожа Галина, давай лучше на брудершафт опрокинем, что ли, а то соотечественники, можно сказать, двойные, а всё выкаблучиваемся. Какие-то есть давние правила, что назвать даму на «вы» — значит обязать её отвечать равновесно. Если пол одинаковый.

— Давай, твоё величие, — лихо согласилась она. — Надеюсь, ты настолько меня выше званием, что не обидишься, если я тебя при людях выкать стану?

Он улыбнулся:

— Никак не запомню, что здесь не Москва, а я не мужняя жена, а женатый муж. И что на «вы» вообще по сути одних дам кличут. Да, ты по дороге намерена посетить Двойные Замки?

— Чтобы полюбоваться на двойное пузико с внучатами? Ой, нет, слишком я для того молода. Пускай уж эти младенцы сначала родятся. А то об одном буду всю дорогу думать — так ли мерзко у моих девок выйдет, как у меня с Браном, или лучше.