Татьяна Каменская - Ожидание

— Мария! Ты где пропадаешь с утра? Дети тебя ищут, ко мне два раза прибегали…

Молодая женщина, которую назвали Марией, остановилась, в раздумье посмотрела на со- седку, и, протягивая руки к подбегающим двум дочерям, устало произнесла:

— Да где — же я могу быть с самого утра! Корову в стадо отогнала, потом траву в поле нарезала…

— Опять, наверное, от жадности целую копну на плечах притащила? — укоризненно по-

качала головой соседка, но затем, глянув своими удивительно красивыми глазами василькового цвета на девочек, повисших у матери на руках, проговорила улыбаясь:

— Смотрю, помощницы у тебя большие стали, растут не по дням, а по часам. Кажется, только вчера ещё маленькими были, а сегодня с утра двор метут, курей кормят, да на Сашку — лентяя покрикивают. Умницы, да и только! А уж красавицы, какие…

— Они и в самом деле у меня умницы! Без них я никуда! — Мария обняла дочерей и при- жала их к себе.

Рыжие, да конопатые, они словно два подсолнушка сверкали на солнце своими яркими, желто-красными головами. Разница между девочками была где-то около двух лет. Стар — шей было почти десять, а младшей уже исполнилось восемь лет, но они чем-то неуловимо были похожи друг на друга. Это касалось не только рыжих, почти огненных волос, и лица, сплошь усеянного веснушками, это касалось той улыбки, с которой они смотрели на мать. Она тоже улыбнулась им ласково, и тихо произнесла, кивая в сторону огорода:

— Узел с травой там, на тропинке. Принесите его и раскидайте траву под навесом. Пусть сохнет.

— Побежали! — воскликнула одна из девочек, та, что постарше, и через секунду, две тоненькие фигурки уже мчались по узенькой тропинке, оглашая веселым заливистым смехом огромный сад, который плавно переходил в такой же большой огород.

Посередине огорода в буйном цветении картофельной ботвы стояло высокое, корявое дерево, толстый ствол которого местами потрескался и облупился от коры. А в одном месте образовалось большое черное дупло с закругленными краями, на которых прозрачными наростами выделялись пятачки сладкого древесного клея. Это была старая урючина, которой было, наверное, очень много лет. И, возможно, она единственная уцелела от бывшего монастырского сада, что по преданию располагался именно здесь, неподалеку от бывшей церкви, теперь же превратившейся в кинотеатр, откуда по вечерам громко неслась из динамиков модная музыка. Хотя едва ли кто вспоминал те далёкие времена, когда здесь все было по- другому. Быть может, об этом помнило лишь само дерево…

Хотя урючина и была старой, но она по-прежнему продолжала радовать детей своими вкусными нежными плодами. Дети тоже отвечали ей взаимностью. Летом девочки игра-ли под ней в куклы, а шестилетний Сашок стрясывал с дерева полузрелые плоды, или сдирал с коры прозрачные упругие наросты клея, и с удовольствием жевал их, вопреки запретам матери и сестёр.

Вот и сейчас, добежав до дерева, девчонки закружили вокруг него, с хохотом стараясь, увернуться друг от друга, но через минуту одна из девчушек помчалась к узлу с травой, за ней другая, и вот они уже тащат его, всё, также громко хохоча на весь сад-огород.

— Счастливая! — вздохнула женщина с полотенцем на плечах. — Две помощницы сразу растут, а тут всего один сын…

— Ну, Тося! Ты ещё молода! Не поздно ещё родить! — укоризненно протянула черногла- зая женщина, взглянув на неё искоса.

— Ах, если бы! — вздохнула светловолосая женщина, и грустно качнув головой, взмах- нула рукой, явно выражая этим жестом безнадежность данного предложения. Белое пу- шистое полотенце почему-то сползло с её плеч, и, упав на плетень, зацепилось за сухие прутья. Подняв красивые, ухоженные руки, женщина поправила прическу и словно смах- нула что-то с лица, а затем, подхватив конец полотенца, повернулась, было уйти, но тут, словно вспомнив о чем-то, спросила:

— Антон скоро приедет?

— Через месяц!

Мария, отвернувшись, смотрела на дочерей. Они тащили узел волоком, то и дело оста-

навливаясь. Старшая Люся впереди, а младшая Ленуся позади. Кое-как подтягивая узел, то и дело, падая на него, и поминутно заливаясь веселым колокольчатым смехом, поднимая вверх веснушчатые личики, обрамленные рыжими пушистыми волосками, вы- бившимися из гладкой прически. Они словно заражали весельем всё вокруг себя. Мария, не отрываясь, смотрела на своих дочерей и улыбалась. Соседка, тоже взглянув на хохочу- щих девчонок, улыбнулась:

— Да, хорошие помощницы у тебя Мария. И красивы как куклы. Жаль моему Володьке по возрасту не подходят, а то бы засватали какую-нибудь из девчонок уже сейчас. Знали бы, что невеста под боком растет. Своя, родная!

Она рассмеялась звонко, весело. Мария, рассмеявшись вслед за женщиной, развела руки в стороны:

— Да, Тося жаль, но девчонки мои ему уже не подходят!

— Рожай ещё! — соседка, собираясь уходить, подхватила полотенце, повисшее на плетне.

Но, вновь повернувшись, и, подмигнув озорно, весело добавила:

— От невесты мы не откажемся!

Мария вдруг залилась краской, и что-то пробормотав о корове, хозяйстве, развернулась и быстро пошла к дому. Соседка тоже исчезла, очевидно, вспомнив о своих делах. Стало тихо, и лишь девчонки весело перекликаясь, раскидывали под лёгким навесом сарая на заднем дворе, сырую зеленую траву. Войдя в дом, Мария первым делом припала к кувши- ну с холодным молоком, а затем присев на стул, бессильно уронила руки на колени. Да, с утра она уже устала!

Этот огромный сноп сырой травы, который она кое-как дотащила до дома, должен был вызвать не только боль в мышцах, и эту безмерную усталость, от которой уже ничего не хо- чется делать, здесь иное…

Мария словно прислушивалась к чему-то. Вот уже две недели она почти каждый день та- щит на себе такие узлы, от которых выворачивает наизнанку все суставы рук и ног, а про- тивная дрожь в коленях ещё долго дает о себе знать в течение целого дня. Вот и сегодня, она ждала и надеялась на другое. Ждала? Надеялась? Нет, не то!

Сыну уже шесть лет! Дочери совсем большие. Может оставить эту беременность, от кото — рой ей уже кажется ничем не избавиться? Да и Антон далеко, а без него она боится что-то делать. В прошлый раз, бабка Кульчиха сделала ей что-то не так, и Мария чуть не умер- ла от кровотечения. Антон не смог заставить пойти её в больницу. А когда он, всё-же привёз домой ссыльного доктора, пожилого немца Карла Ивановича, и тот, увидев под кроватью большую алюминиевую чашку, в которую капала кровь, просочившаяся через матрац, схватил Антона за грудки и, заикаясь, закричал:

— Т-ты ч-что, с-смерти жены захотел? Да тебя с-самого…

Марии тогда было уже все равно. Хотя ей жалко было и Антона, смотревшего на неё груст- ными печальными глазами, и испуганных детей сбившихся в кучу. Но эта жалость была какая-то спокойная, да и сама она была словно в забытьи. Из всего последующего, она помнит только то, как её нёс Антон на руках, и как больно ей было, когда старая, разби-