Юлия Галанина - Первый и непобедимый

Он был из Сильных. Один из охранников нашего пансионата.

Но это было не главное, главное, я ему нравилась. Да и он мне, в общем-то, тоже. И он мне здорово помог в Пряжке. Летом его каким-то чудом занесло в Ракушку. Может быть, и специально добрался, чтобы меня повидать, кто же знает, что у этих Сильных на уме. Появился незадолго до обеда. Ну и что…

Чаю попили, о погоде поговорили, новостями обменялись, да и засобирался гость обратно. Делать ему, как и дракону, в Ракушке тоже было абсолютно нечего: он же Сильный. Враг, получается.

Я проводила его вечером до бухты, чтобы никто из наших не обидел Янтарного по дороге — он ведь и не думал скрывать, что Сильный и что военный. А прошло не так уж много времени, как мы отвоевали Ракушку, чтобы реагировать на это безболезненно. Посадила его на корабль, идущий обратно в Чрево Мира. Шарфиком помахала. Всё как у людей.

Дела сердечные, конечно, не радовали, но потом стало как-то не до них: всё время занимали занятия в Университете, лекции и библиотеки.

Я ведь получала классическое образование, которым мы, Умные, так гордимся.

А всякий знает, что настоящее классическое образование — это когда в тебя на протяжении длительного времени упорно и методично впихивают массу самых различных знаний, ну совершенно бесполезных в нормальной жизни.

Это-то и составляет всю прелесть образования, основу его основ: образованный человек тем и отличается от необразованного, что досконально знает все перипетии двадцать третьей дополнительной войны …нцатого года за тридевятые колонии, но не знает, каким концом молотка гвоздь колотят.

Хотя меня такое образование устраивало: ну зачем мне гвозди заколачивать? Их папа вбивает…

А после удручающей практичности занятий в Пряжке, слушать лекции о системе поэтического восприятия мира последователями школы Седого Горностая было сплошным наслаждением.

Так, вся в делах, я закончила первый курс.

Потом второй. Потом третий. Потом четвертый.

В большом мире в это время творилось что-то странное.

Во-первых, не все выпущенные мною драконы снова уснули, чтобы переждать наше, людское, существование на земле. Некоторые решили размяться после долгого заточения.

С людьми они не сталкивались: по мнению драконов из всех возможных соседей мы, люди, самые невыносимые. Да еще и несъедобные — настолько невкусные и неудобоваримые.

Мало того, что драконы не уснули, — в мир вдруг вернулась магия.

Теперь любое безобидное на первый взгляд сочетание букв, слов или фраз могло оказаться заклинанием. Чтобы обнаружить это, достаточно было прочитать написанный текст вслух.

Что тут началось — не передать!

Может быть, еще и поэтому Сильным стало не до Умных. В Чреве Мира воцарились неразбериха и хаос.

Поначалу все обрадовались, ведь и ежу понятно, у кого больше магии, тот и хозяин жизни. Любой клочок печатного или рукописного текста стал великой ценностью.

По Хвосту Коровы и другим городам прокатились волны погромов. Взбудораженные толпы врывались в библиотеки и книжные лавки, растаскивали книги и рукописи, убивая всех, кто пытался помешать. Проводили обыски у учителей, печатных дел мастеров, писцов, — в общем, у тех, кто по роду ремесла имел дело с нанесёнными на бумагу буквами.

Грабили под лозунгом: «Всё по-честному, магию всем поровну!»

Власти Хвоста Коровы сначала никак не реагировали.

Легион Обрубленный Хвост бился не на жизнь, а на смерть с Правым Крылом Пятого Угла Чрева Мира, кто же будет в такое время обращать внимание на гражданские волнения?

Вот если бы громили казармы Легиона или архивы Службы Надзора за Порядком… Но дураков лезть туда среди погромщиков не было.

Когда власти всё же спохватились, количество книг, исписанных тетрадей, счетов и неприличных настенных надписей резко сократилось.

В городах Умных на новом острове таких погромов не было, и не потому, что здесь народ был более сознательным, чем там. Просто любой беспорядок на улицах пресекли бы сразу, ведь остров находился на военном положении, ждали вторжения Сильных.

Когда печатные материалы, возможно содержащие магические богатства, были перераспределены, наиболее нетерпеливые принялись изучать и награбленное, и приобретённое честным путём.

Наступило время отрезвления.

После всеобщего восторга и помешательства на поиске заклинаний, людей охватил ужас. Ужас перед заклинаниями.

Древняя магия была ведь совсем не такая же приятная, как неожиданно обнаруженный горшок с золотыми монетами. За безобидными словами частенько прятались страшные заклинания. Иногда на слух они звучали совершенно по-дурацки, как это последнее, про подштанники, но от этого их действие не становилось менее опасным.

Несколько человек сгорели живьём, прочитав пару абзацев из старых книг и случайно наткнувшись на заклинание самосожжения. Одного расчленило очень неприглядным образом. Кое-кто ослеп, кого-то словно черви выели изнутри, оставив пустую, похожую на брошенное осиное гнездо, оболочку.

Хотя, истины ради, надо заметить, что пострадавших от заклинаний было в сотни раз меньше, чем от погромов и уличных беспорядков.

Но гибель этих немногих наполнила сердца людей куда более сильным страхом. Смерть близкого соседа, которого крепкие, жаждущие знаний парни пырнули железным прутом, когда он не захотел расстаться с книгами, не потрясала так, как слепота совершенно незнакомого человека на другом краю Чрева Мира, весть о которой мгновенно разошлась из уст в уста.

Теперь читать вслух осмеливался разве что совсем сумасшедший.

В изменившемся мире надо было как-то жить, и поэтому стали искать пути выхода из ситуации. (Некоторые, например, поостыв, решили, что читать вообще очень вредно для здоровья и принялись добровольно избавляться от бумаг, сбив цену на книги в том же Хвосте Коровы в несколько раз).

У нас в Ракушке срочно собралась Коллегия Умных из Умных.

На ней было решено создать службу, которая бы и взялась за поиск заклинаний, их регистрацию, составление сводной картотеки, — то есть, занялась бы упорядочивающей возникший хаос работой. Назвали ее, особо не выдумывая, Служба Поиска Заклинаний.

Дело организовали так:

Каждому найденному заклинанию присваивался номер, на заклинание заводилась регистрационная карта, в которую заносили формулу заклинания, его действие и последствия, дату и место обнаружения, включая тот письменный источник, в котором оно было зафиксировано.

Потом по пунктирной линии карточка разрезалась на две части.